Створки распахнулись легко и бесшумно. В окне, как картина в простой деревянной раме, виднелся подернутый туманной предутренней дымкой огород, вытоптанный, перекопанный и уже начавший зарастать неистребимой сорной травой. Эта весьма неприглядная картина сейчас казалась княжне недвусмысленным приглашением, тем более что из-за угла пристроенного к дому сарая виднелись хвосты нескольких привязанных там лошадей. Это было искушение, которое могло оказаться гибельным. В смерть свою княжна не верила, но понимала, что в случае, если ее поймают, она лишится и иконы, и последних крупиц свободы, которые у нее еще оставались.

Но понимала она и другое: такого случая ей больше могло не представиться. Сейчас капитан Жюно ничего не понимал, сердился, считал все происходящее какой-то случайной чепухой и посадил ее под замок только из осторожности. Завтра все могло измениться, и тогда шанс спасти чудотворную икону был бы утрачен безвозвратно. Нужно было решаться. Княжна опять не к месту припомнила романы, коими зачитывалась в прежней своей жизни, и с трудом удержала нервный смешок: уж очень действия героинь этих романов не походили на то, что намеревалась предпринять она. Это рассуждение самым неожиданным образом успокоило ее и убедило в правильности задуманного безумного предприятия. Отбросив колебания, княжна Мария взяла под мышку сверток с иконой, стала на лавку и, подобрав юбки, принялась протискиваться в окно.

Она бесшумно спрыгнула на мягкую землю огорода и, не оглядываясь, замирая от страха, пустилась бежать к коновязи. Добежав до угла сарая, Мария Андреевна остановилась, перевела дыхание и выглянула во двор. Лагерь французов спал. Часового у коновязи не было, но лошади стояли расседланные, и, сколько ни оглядывалась княжна, ей не удалось заметить поблизости ни одного седла, кроме того, на котором, как на подушке, сладко спал под плетнем укрытый попоной усатый улан. Впрочем, даже если бы седла и были под рукой, времени на то, чтобы возиться с ними, все равно уже не осталось: небо на востоке все более светлело, и княжна заметила, что без труда различает очертания окружающих предметов.

Княжна быстро оценила ситуацию. Прежде ей ни разу не доводилось ездить верхом вообще без седла.

Удила тоже отсутствовали, и все, на что она могла рассчитывать, это коротенький недоуздок. При том условии, что за беглянкой была возможна погоня, такая задача казалась по силам далеко не каждому мужчине; к тому же, сам собой возникал вопрос, куда в таком случае девать икону. Третьей руки княжна не имела, а те две, что дала ей природа, были нужны ей для того, чтобы не свалиться с лошади.

Поспешно развернув сверток, княжна соорудила из него некое подобие заплечного мешка, как это делают крестьянки, выходящие на полевые работы с привязанным за спиной младенцем. Завязав концы накидки на груди, она проверила надежность узла и подвигала плечами. Убедившись, что икона не выпадет ни при каких обстоятельствах, княжна подкралась к крайней в ряду лошади и отвязала недоуздок от сосновой жерди, игравшей роль коновязи. Лошадь, почуяв незнакомого человека, всхрапнула и сердито забила копытом. Шепча ласковые слова, княжна отвела ее в сторону, крепко вцепилась обеими руками в лошадиную гриву и с ловкостью, которой сама от себя не ожидала, одним махом взлетела лошади на спину.

Высокая рыжая кобыла поднялась на дыбы и испустила короткое пронзительное ржание. Изо всех сил цепляясь за гриву и сдавив лошадиные бока коленями, княжна ударила ее пятками в живот и била до тех пор, пока лошадь, перепрыгнув по пути плетень, стрелой не понеслась по улице.

Вслед ей, хотя и далеко не сразу, понеслись встревоженные крики.