Я прекрасно переночевал в ныне пустующей комнате — бывшем моем кабинете, и отправился к Рыбке в кабинет…
— Рыбке?! — Сонечку начал забавлять его ворчливый монолог, и все напряжение куда-то улетучилось. «Хорошо, когда люди сами берут на себя ответственность за приятность общения, и тебе не приходится бегать вокруг них с разноцветными затравками для очередной ничего не значащей темы… И даже если эти люди незаконно вламываются в твой кабинет, все равно — хорошо…» — Артур вдруг показался Сафо довольно приятным. К тому же, она ведь давно хотела поговорить с ним. Теперь было самое время. Нет, конечно, не сразу о главном, для начала нужно просто поддержать доброжелательное общение… — Почему «Рыбке»? Тут прямо зоопарк какой-то! — улыбнулась она. — Лилию Геннадий величает «киской», вы его — «рыбкой»… Осталось песика еще завести…
— Тогда уж совсем Маяковщина была бы, — хмыкнул Артур.
Сонечка вспомнила, и поняла вдруг, кого ей так сильно напоминает Лилия. Точно! Лиличку Брик. Причем не такую, какой та была на самом деле, а такую, о которой рассказывала Марина. Все персонажи серебряного века обретали в воображении Бесфамильной новые черты, и она, хоть и грешила против правды, но все же делала очень важную вещь — заинтересовывала современность людьми прошлого… Ассоциацию Артура Сафо тоже поняла. Когда-то давно она читала какую-то записку Маяковского к Лиле Брик и хорошо запомнила лаконичную подпись: «Щен».
— А вообще, символично, вам не кажется? — Артур не без колкого ехидства кивнул на стену, за которой, по его представлениям, находились сейчас хозяева виллы. — Кошка ведь жрет рыбу, вот так же наша Лиличка поедает беднягу-Генку. Неделю им крутит, то бизнес, то любовь, то подарки и требования, а по выходным — возвращается в семью к счастливому мужу. Да еще и за спиной у обоих стремится кого-нибудь еще захомутать. Особенно к тем, кто к ней безразличен, тянется. Не из блядства, а от болезненной потребности в самоутверждении. И так уже много лет… Бывают такие странные создания. А Рыбка, бедняга, гибнет… Поди пойми, на что там он в ней так запал! Как говорит один мой Нью-Йоркский приятель: «Что? Единственная? Это как? Нет, я понимаю, конечно, если б поперек. Но так не бывает, у всех ведь вдоль! Как она может быть единственная, если их вокруг миллионы?!»
— Сплетничать нехорошо. А так пошло сплетничать — тем более… — Сафо поморщилась.
— Да? Мне казалось, вам должны нравиться такие шуточки. Рад, что имеющаяся у меня информация не подтверждается… Это большая редкость.
— Просто это большая глупость — судить о человеке по рассказам предвзято относящихся знакомых, — Сонечка решила, что Артур сделал свои выводы из последних Марининых записей… По ним, конечно, можно было представить себе эдакую бедовую Сонечку, реагирующую на любые пошлости однозначно поощрительными интонациями. — Ладно, не буду пока на вас сердиться — Сонечке захотелось быть хорошей и она, наконец, догадалась клацнуть включателем чайника. — Кофе, чай, коньяк? Я не потому не предлагала раньше, что негостеприимная, а потому, что уж очень странно вы появились. Не поймешь, то ли гость, то ли вор. Я испугалась…
На самом деле, завидев сидящего на столе Артура, Сонечка даже больше обрадовалась, чем испугалась. Ей нужно было поговорить с этим типом? И вот, пожалуйста, неведомые силы доставили его к ней. Пусть несколько странным образом, пусть через вдруг обнаружившийся в кабинете запасной выход… Но зато — доставили и дали возможность поговорить.
— А вообще, Рыбкой Геннадия Марина прозвала. |