Эта Марина была согласна разыграть гибель Черубины и все прочее. Вот и пришлось устранить Бесфамильную из игры. Со времен того дня с новостями, все считали Черубиной другого человека. Бесфамильная перестала быть опасна. Тем более, она тогда была одержима идеей сбежать от нас. Я сделал все, чтоб она не думала о мести, а заботилась только о возможности избавиться от моего гнета. Марина боялась меня, потому не стала выступать ни с какой ответной акцией…
Он будто борется сам с собой в разговоре. Речь его то полна горечи и раскаянья, то наполняется вдруг гордостью. Он действительно считает достижением свою победу над Мариной, это видно сразу. При этом, конечно, он не может забыть о последствиях, к которым эта победа привела. Бедный Артур. Он сам уже запутался в себе — то ли просто удачливый подлец, то ли гений пиара, то ли вообще не поймешь кто.
— Послушай, я должна тебе признаться… — все важные вопросы, как и было заявлено, мы решали в постели. Если учесть, что виделись мы в основном по ночам — в этом не было ничего удивительного… — Послушай, я должна тебе признаться… — говорю и осекаюсь, зарываюсь носом в его подмышку, содрогаюсь от собственной гадостности, но ничего не говорю. Боюсь признаться и разрушить иллюзию гармонии, установившейся между нами. Пусть не долго, пусть путем умалчиваний, но пусть существует эта гармония…
В последнее время я все больше и больше запутывалась.
С одной стороны — моя работа с Людмилой и дядей Мишей шла полным чередом. Сейчас, спустя время, даже представить не могу, как мы все это успевали. Дядя Миша — главный герой нашего плана, писал по авторскому листу за сутки и еще и умудрялся появляться на вилле и демонстрировать Лиличке свое наличие и усердие. Мы верили в победу и всерьез обсуждали планы на будущее.
Недавно совершили уникальное открытие.
— Ангелы на нашей стороне, не иначе! — всплеснула руками Людмила, когда увидела раздобытый мною листок. — Не бывает, чтобы так везло.
Но нам действительно везло. Будучи в очередной раз вызвана строгой Лиличкой для внесения незначительных правок в строчимую нами с Людмилой ахинею, я вдруг осталась одна в ее кабинете.
— Подожди здесь, я не надолго! — бросила она мне, когда требующий ее к себе Геннадий перестал кричать в телефон.
Оставшись одна, я подошла к сейфу. Просто так, шутки ради, набрала фамилию того самого невыговариваемого идиота-иммиджмейкера… И что вы думаете? Спустя несколько минут я уже была обладательницей бесценных ксерокопий бумаг, полностью доказывающих лживость Лиличкиных фактов.
«Вас поняла, обязуюсь выполнить. Рина.
PS (не хотите, можете не читать) Только вот вопрос, на кой черт это надо? Понимаю, что лезу не в своего ума дело. То есть, зачем надо мне — понятно. И ваши хлопоты по приговору, и материальное ваше вмешательство и так очень ко многому меня обязывает, а уж обещанная в дальнейшем поддержка, так особенно. А вот зачем надо вам — ума не приложу. Создаете красивую легенду — так создавайте сами. Вдруг эта журналистка раскусит меня по какой-нибудь там мелочи. Никак нельзя обойтись без моего с ней свидания? Ну, хотите, напишите ей письмо от моего имени. Подпишу все, предложенное, только под статью не подводите, с меня статей достаточно. Не хотите, не отвечайте. Всецело в вашей воле…»
Читая Ринину расписку, мы с Людмилой попросту не верили своим глазам. Такая удача для нашего плана! Вот дядя Миша обрадуется!
С другой стороны — я все никак не могла открыться Артуру. Он ничего не знал о моих махинациях. Я боялась откровенничать: а вдруг сорвет всю операцию? Я боялась открыто признаваться в своих намерениях: а вдруг они не окончательные, вдруг я еще передумаю, зачем отсекать пути к возможному благополучию…
Все эти недоговорки выматывали меня, лишали воли, рассудка, превращали в законченную сволочь. |