Не то, чтоб она была такая уж порядочная, но на встречи с бывшим мужем предпочитала не опаздывать. Жека обожал насмешливо обличать Марину в непунктуальности, потому, из вредности, она всегда старалась при нем приходить вовремя.

И вот мчится моя госпожа Бесфамильная по переходу, вскакивает на эскалатор и продолжает бежать, как ужаленная. До этого я ее еще пыталась поддерживать, но тут плюнула:

— Ну, куда ты! — кричала я ей вслед. — Видишь же, поезда еще нет! Постой спокойно на эскалаторе. Эту штуку для того ведь и придумали, чтоб она тебя, отдыхающую, вниз везла.

— Ты апатичная фаталистка! — возражала Марина. — С каким темпом тебя течение несет, с тем и мчишься! А кто будет миру оказывать содействие? Забываешь, подруга, о волшебной силе старания! Если, несмотря ни на что, вложить его в процесс, то тебя заметят, выделят и поощрят успехами!

— Кто? Кто заметит? — фыркнула я, поражаясь, как причудливо искажает людям мышление алкоголь.

Надо заметить, смеялась я не одна, потому что наш разговор расползся теперь на длину всего эскалатора. Я еще стояла на верхней половине лестницы, а Марина уже одолела три четверти пути. Развернувшись ко мне, она говорила и ни на секунду не переставала спускаться спиной вперед по ступенькам.

— Кто поощрит? — возмущенно переспросила она, обдав парами своего любимого коньячка очередного обогнанного пассажира. — Тот, кто всем этим управляет. — она широко развела руки, показывая вокруг и имея в виду явно не директора метрополитена. — Бог, вероятно. Должен же он быть? Если бы его не было, весь наш сложный мир и мгновения бы не простоял, все здесь рухнуло бы к чертям собачьим…

С этими словами она оступилась и, компрометируя всевышних, обязательно рухнула бы, если б ее не подхватил под руки крупный мальчик в потресканном кожаном пальто. Стараясь уворачиваться от Маринкиного сопротивления, он развернул ее в нужную сторону, и поставил на ноги. Бесфамильная, даже не поблагодарив, тут же побежала вниз.

В вагон мы с Мариной зашли одновременно, потому что еще минуты три, весело препираясь, ждали поезда. Спорили довольно серьезно, пытаясь установить, стоит ли спешить, когда твоя спешка едва ли ускорит происходящее больше чем на мгновенье.

— Ну конечно стоит! — перекрикивала гудение поезда Марина. — Не важно, что время, которое ты сэкономишь, будет ничтожно мало. Ведь энергия, вложенная в дело, не пропадет зря. Она как бы зачтется тебе в подведении итогов и награждении результатами…

— Да это ты фаталистка, Мариина! — не унималась я. — Неисправимая, горячая, очаровательная… Выплеснув какую-то там энергию, ты всерьез надеешься, что судьба сама разберется, куда бы ее приложить, да еще и приложит обязательно на благо… Не так все сладко! Хочешь чего-то добиться — нет, я не пробовала никогда, но знаю, что это верно — хочешь чего-то добиться, так сама прилагай усилия в нужном направление. Причем не распыляй их впустую. Следи, когда нужно усердствовать, а когда — приберечь силы для чего-то значимого, не напрягаясь там, где все равно ничего не сможешь изменить. Судьба не обязана исполнять при тебе роль распределителя энергии. И вообще, глупо надеяться на какие-то там призы и поощрения за усердие. Это так по-детски, Мариина, и это так на тебя похоже!

Помню смутно, но, кажется, именно после этой моей фразы мы тяжело задумались и пришли в себя лишь по дороге к следующей за нужной нам станции. Пришлось выходить, становиться на противоположную платформу, ежась под насмешливыми взглядами пассажиров, следующих к выходам из метро. Им хорошо — они — приехали. А мы, дуры, так долго спорили об опозданиях, что проехали станцию!

Парень с гитарой, только что исполнявший в вагоне что-то на редкость фальшивое, искренне удивился нашим маневрам:

— Вы станцию, что ли, проехали? — проявил он чудеса догадливости.