Сонечка и вправду страшная развратница. У них с Нинелькой сложились похожие судьбы. Обе рано и неудачно выскочили замуж. Возможно, они потому друг друга и не терпели, что к одним и тем же вещам относились настолько по-разному. Нинель скорбела и была переполнена образом «одинокой женщины, которая никому не верит», Сонечка была счастлива возможностью не хранить никому верность и навёрстывала упущенные в замужестве возможности. Ничуть не смущаясь, она рассказывала всем и каждому о своих похождениях и страшно гордилась, что в свои «тридцать с гаком» всё ещё пользуется повышенным спросом.

— И у мужчин, и у женщин, и у старых и у молоденьких совсем, — горделиво признавалась она, и всем нам становилось понятно, что Сонечка действительно сильно «не в себе». — Жизнь — штука непредсказуемая, — оправдывалась она. — Пока даёт, надо брать от неё всё… Вот я во времена замужества так не думала, и зачахла совсем. А теперь — расцветаю.

В этом смысле Сонечка меня никогда не понимала, и негодовала от моей политики отношений с клиентами.

— Ты просто крутишь динамо! — возмущалась она, — Улыбаешься, вертишься… Люди рассчитывают!

Сама Сонечка пустых надежд клиентам не даёт никогда, считая это признаком дурного тона. Все поданные ею знаки многообещающи, и она по-царски щедро выполняет свои обещания.

— Не даю я никаких поводов, — отбрыкивалась от Соничкиных обвинений я, — Совместное распитие спиртных напитков вовсе ничего не обозначает. Да если хочешь знать, большинству мужиков возможность поплакаться в жилетку значительно нужнее. Секс-партнёрами современные обеспеченные мужчины уже пресытились. У них теперь дефецит задушевных разговоров и искренних отношений. И тут такая появляюсь я! — так я говорила обычно, когда переставала уже оправдываться, а начинала просто кривляться, — Специалист по задушевным разговорам и взаимопониманию… Ну, как тут им, бедненьким, пару статеек у меня не заказать?

— Кошмар! — серьёзно осмысливала происходящее Сонечка, — Марина, ты дружишь за деньги. Это отвратительно! Ты — просто моральная проститутка! — потом добавляла весело, — Ты — моральная, а я — аморальная. Вот так коллективчик! — хохотала она уже громко и от души.

Не знаю уж, кто из нас прав. Наверное, обе. Обе честно спим с теми, с кем хочется. Просто мне хочется далеко не с каждым.

Урывками наслушавшись таких разговоров, Вредактор не может потом уснуть ночами и жалуется на нас своей тщательно выкрашенной под жёлтого цыпленка жене.

Между прочим, несмотря на разносторонность своей аморальности, Сонечка ни разу, слышите, не разу в жизни не покусилась на меня или там, как это называется, на мою девичью честь. В своё время мне было даже немного обидно. Чем я хуже других? Как-то я даже набралась наглости — подошла и спросила.

— Что ты, Маринка, совсем белены объелась, — по-Голлидэевски захохотала тогда моя Сонечка, — Как ты себе это представляешь? Я тебя что, в кино должна пригласить? Или в туалете за кабинкой зажать, Нинельку отпихнув предварительно? В таких делах страсть надобно. А откуда у нас с тобой страсть, если мы сто лет уже знакомы и всё друг про друга знаем?

…«Так мы идём курить, секретница?» — снова приходит мессага от Карпуши, вырывая меня из воспоминаний и рассуждений. От непроизвольных метаний между реальными событиями и постоянно атакующими мизансценами из прошлого, я совсем потерялась и не могу сосредоточиться. Мне нужно сделать что-то важное. Что?

«Сейчас», — отвечаю Карпуше, — «Сейчас иду».

Вспомнив о рукописи, понимаю, что нужно делать, перезваниваю Гарику.