Для выражения нашей мысли достаточно будет одной легкой черты из «Илиады» – этого вечно живого слова, субстанциального источника жизни греков, из которого истекла вся дальнейшая их литература и знание и в отношении к которому и трагики, и лирики их, и сам философ Платон – только его развитие и дополнение. Помните ли вы то место в XVIII песне «Илиады», где Гефест хромоногий приготовляется к принятию посетившей его обитель Фемиды, среброногой матери Ахиллеса, пришедшей молить его, да сделает по замыслам творческим божественный художник Новые доспехи ее любезному сыну:

         Рек, и от наковальни великан закоптелый поднялся,

         И, хромоногий, медлительно голени слабые двигал:

         Снял от горна меха, и снаряды, какими работал,

         Собрал все, и вложил их в красивый ларец среброковный;

         Губкою влажною вытер лицо, и могучие руки,

         Выю дебелую, жилистый тыл и косматые перси;

         Ризой оделся, и толстым жезлом, подпирался, в двери

         Вышел хромая; прислужницы, под руки взявши владыку

         Шли. . . . . . . . . . . . .

         С боку владыки они поспешали; а он, колыхаясь,

         К месту прибрел, где Фемида сидела на троне блестящем…

или то место, в XX песне, где боги, получившие соизволение от Зевса сражаться за ту сторону, за которую кто хочет, спешат с многохолмного Олимпа, кто к рати ахейцев, кто к рати данаев:

         С ними к судам и Гефест огромный, и пышущий силой,

         Шел хромая; с трудом волочил он увечные ноги.

Какая превосходная, дивно прекрасная картина – чего же? – не красоты, а безобразия!.. Какое поэтически прекрасное безобразие!.. Такую черту можно подметить только у народа, который на все смотрел и все понимал сквозь призму красоты, которого даже повседневная жизнь до того была проникнута чувством красоты, что женщины, являвшиеся публично с неубранными волосами, подвергались взысканию по закону. Да, только народ-художник, поклонник и служитель красоты, мог из телесного недостатка, из безобразия и уродства создать тип такой оригинальной, такой обаятельной красоты!..

Теперь укажем на три современные нам великие нации – представительницы современного человечества. Германия и Франция представляют собою два противоположные полюса, две противоположные крайние стороны духа человеческого: первая – вся мысль, вся идея, вся созерцание; вторая – вся дело, вся жизнь. Германия понимает (созерцает) жизнь как сознание, – и отсюда мыслительно-созерцательный, субъективно-идеальный характер ее искусства и науки; от этого и само искусство ее не что иное, как параллель философии, как особенная форма созерцательного мышления, и отсюда же абсолютный, мирообъемлющий и вечно юный характер произведений ее литературы вообще — и науки, и поэзии. Франция, напротив, понимает (созерцает) жизнь как развитие общественности, как приложение к обществу всех успехов науки и искусства, – и отсюда положительный характер ее науки и общественный (социальный) характер ее искусства. Для немца наука и искусство – сами себе цель и высшая жизнь, абсолютное бытие; для француза наука и искусство – средства для общественного развития, для отрешения личности человеческой от тяготящих и унижающих ее оков предания, моментального определения и временных (а не вечных) общественных отношений.