Вместо этого она сейчас работала на человека, который действовал в совершенно противоположном направлении. Ему нет ни до чего дела, кроме собственных интересов. Все остальное может гореть синим пламенем. А Мэг не только не мешала ему, но и вынуждена была всячески помогать.

И даже Структура ничего не могла поделать с данной ситуацией. Волков на свободе гораздо выгоднее для нее, чем Волков посаженный. Ведь если его арестовать, то на его место тут же придет кто-то другой, и этого другого тоже придется разрабатывать. На Волкова уже потрачено столько сил и средств, что выбрасывать их псу под хвост просто неразумно. Чтобы достичь своей главной цели, Структура должна иметь влияние и власть, а ради этого ей приходится закрывать глаза на отдельные вещи. Пусть даже на самые несправедливые. Мэг прекрасно все понимала, но от этого ей не становилось легче.

Она достала из кухонного шкафа припасенную бутылку. Пить в одиночестве — это уже клиника. Но не пить вообще она не могла: со своими мыслями надо было что-то делать.

Вытащив пробку, Мэг отхлебнула прямо из горлышка. Бокал доставать не хотелось — потом еще мыть придется.

Иллюзии и тепло потекли по телу. Вот так-то лучше… Хотя Мэг опять врала самой себе: ей уже очень давно «не лучше», ей всегда хуже, каждый день.

Она знала, отчего злится и пьет в одиночестве. Чего греха таить, где-то в глубине души Мэг всегда надеялась, что уж кто-кто, а она-то сможет показать класс, сможет сделать то, что не удавалось никому: проникнуть в сердце Волкова. Но куда проникать-то прикажете? Разве у него вообще есть сердце?! Можно упрямиться сколько угодно, пытаться прошибить лбом стену, но так или иначе ей придется признать правду: у нее не получится повлиять на Максима хотя бы потому, что влиять можно только на тех, у кого есть хоть какие-то моральные барьеры. А ему нет дела до того, что о нем подумает она или весь белый свет. Он просто прет напролом к своей намеченной никому неизвестной цели. А все остальное ему безразлично.

Мэг отхлебнула еще из бутылки.

Боже, боже, как ей не хватало сейчас Витьки! Раньше, в старые добрые времена она всегда могла просто уткнуться ему в плечо и так замереть. Он ни о чем не спрашивал, к чему были слова? Он и так все чувствовал. И зная, что у нее всегда есть муж, есть дом, есть тихая нора, в которой можно спрятаться, чтобы зализать свои раны, Мэг имела смелость ничего не боятся.

А сейчас что? Ей было некуда возвращаться с войны.

— Витька, ты умер, тебя нет, — пробормотала она старое заклинание. — Я тебя придумала…

Мэг знала: ни вино, ни молитвы, ничто вообще в этом мире не поможет ей. Она была больна затяжной, хронической, вечной и, увы, никому не нужной любовью. О таких чувствах принято слагать саги и снимать красивые фильмы. Но черт побери! Как они все не понимают, что такая любовь — проклятье! С ней невозможно жить!

Вскочив на ноги, Мэг закружилась по полу. Слезы капали из глаз на ладони, на пол, и теперь уже из груди рвалась другие слова… Или же скорее стон:

— Вернись… Вернись… Вернись…

Решение — пьяное и глупое — закралось в мозг как вор. Задевая за табуретки и косяки, Мэг рванулась в комнату, схватила непослушными пальцами телефон, набрала номер…

Только бы Витька был еще на работе! Мэг знала, он очень часто задерживается допоздна в своей мастерской…

Гудки… Какой-то треск…

Когда он поднял трубку, у нее мурашки побежали по всему телу.

— Слушаю!

Голос, его голос… Тыльной стороной ладони Мэг вытерла слезы.