— «Добро пожаловать в Каса Нуэва! — вслух прочитал Энди Брикс. — Странник! Прежде чем свернуть с дороги, знай, что в нашем городе царит Закон. У нас твердые цены. Пинта виски — 18 центов. Завтрак или ужин — 25. Обед — 35. Порция лошадиного корма — 25. Ночевка лошади — 50. Ночевка одного человека — 10 центов. Запрещается… — Ага, это уже интереснее. — Запрещается входить в салун в грязных сапогах. Запрещается посещать девушек, не помывшись. Запрещается открытое ношение оружия. Нарушителей ждет быстрый суд и молниеносное выдворение за пределы округа. Добро пожаловать в Каса Нуэва».

Мистер Томпсон не собирался тратиться на такие безделицы, как ночевка или посещение девушек. Он даже не потрудился попридержать своих волов, и попутчики спрыгнули на ходу, впрочем, это было нетрудно.

— Если вас вышибут отсюда, вы меня догоните, — кивнул фермер на прощание.

А Энди, глядя вслед фургону, проговорил, сбив шляпу на затылок:

— Эх, Крис, всю жизнь мечтаю вот так же поколесить по земле… Как только уладим все наши дела, обзаведусь фургоном и покачу себе куда-нибудь в Калифорнию или вообще в Мексику, а то и в Канаду. Неважно, куда. Лишь бы ехать. Великая штука — фургон. Вроде и едешь, а всегда дома. Полная свобода. Где хочешь — остановился и пожил. Надоело — тронулся дальше.

— Да, свобода, — поддакнул Кирилл насмешливо. — Пока на проволоку не напорешься.

— Ничего. На наш век хватит земель, куда не добрались ублюдки вроде Смайзерса.

Все их вооружение было предусмотрительно упрятано внутрь свернутых одеял. Взвалив на плечо неудобную, но столь необходимую поклажу, гости Каса Нуэва зашагали по главной улице, которая, похоже, была и единственной. Вдоль запыленных домов с толстыми ставнями на окнах тянулись узкие дощатые тротуары, но горожане предпочитали ходить по пыльной дороге, не доверяя мастерству местных плотников. На Энди с Кириллом оглядывались, но незаметно. Оборванный мальчишка перебежал дорогу сначала в одну сторону, потом в другую, и, наконец, остановился у них на пути и потребовал десять центов за свои услуги. Энди дал пять и спросил, в чем заключался сервис. Оказывается, оборванец разгонял с их пути свиней и кур.

— Дам еще пять, — пообещал Энди, — если покажешь, где сейчас живет Вонг Кен.

— Деньги вперед!

Получив монету, добровольный гид молниеносно развернулся на босых пятках и показал пальцем за спину Кирилла. Энди расхохотался. Кирилл, обернувшись, увидел вывеску: «Вонг Кен. Прачечная. Вонг Кен. Ванные комнаты. Вонг Кен. Парикмахер. Вонг Кен. Лапша и специи».

Не прошло и пяти минут, как Энди и Кирилл уже нежились в дубовых купелях, а их пропыленная одежда исчезла под пеной в корыте, стоящем тут же. Щуплый узкоглазый старичок то подливал в купели горячую воду, то оттирал воротники сорочек, то правил бритву о ремень, и, не умолкая ни на секунду, докладывал Бриксу обо всем, что произошло в городе за время его долгого отсутствия. Это и был Вонг Кен, китаец, один из тысяч китайцев, когда-то трудившихся на прокладке железной дороги.

Правда, сам Кен не укладывал шпалы и не возил щебенку в тачках. У себя в Китае он был учителем, попутно занимался врачеванием, и даже какое-то время служил чиновником в британской колониальной администрации. Несколько лет он занимался тем, что переправлял соотечественников за океан, на заработки. В конце концов и сам оказался в Сан-Франциско, потом судьба занесла его в Техас.

Говорил он с забавным акцентом, и его слова могли бы вызвать улыбку — если б не были такими безрадостными.