Правительство тем временем размышляло, как выманить Хованских из Москвы, чтобы «от того Стрелецкого приказа (который князь Иван возглавлял. — А. Б.) отставя, от детей его отлучити». «Дети» — стрельцы не советовали князю ехать, но тут Софье помогло счастливое стечение обстоятельств. Князь Иван писал государям, что с Украины к Москве едет гетманский сын, и спрашивал, как его принять. В ответ Хованскому была послана грамота с похвалой за службу и приглашением приехать в село Воздвиженское, чтобы получить от самих царей указ по делу украинского посольства.

Князь был обманут. Он поехал ко двору с сыном Андреем, по дороге был схвачен и немедленно услышал смертный приговор. Известие о казни Хованских заставило Москву взяться за оружие. «Истинно невозможно было тогда без слез кому быть, ум имеющему, — пишет современник, — видя многих служивых недоумение, как будто осиротевших, и дерзость бесчеловечную внезапно на трепет и ужас переменивших; ибо люди единой державы, единой православной веры, едины единых боятся: служивые —. боярских холопов, бояре и холопы — служивых, посадских же и иных чинов всякие люди отовсюду и всех боятся; и постоянно всякий себе беды и смерти ожидает!»

Поскольку в середине сентября «на Москве никого в правлении бояр не осталось», служивые оказались вне той структуры власти, в которой они так стремились занять достойное место. Они могли «досаждать» лишь патриарху Иоакиму, в Крестовую палату к которому приходили «многими сотнями человек». Из разговоров было ясно, что они единодушно и в целом правильно оценили новую политическую ситуацию. Речь шла о том, что царский двор открыл военные действия против восставшей столицы. Ответные оборонительные меры были приняты стрельцами и солдатами немедленно: в ночь на 18 сентября Москва ощетинилась пушками, превратилась в огромный военный лагерь.

В идейном плане восставшие справедливо опасались предстать перед Россией бунтующими против государственной власти. Оставаясь в целом в рамках идеологии абсолютизма, стрельцы и солдаты оказались вынужденными сделать новый шаг в развитии своих социально–политических взглядов. Ранее они стремились несколько усовершенствовать сословную структуру, заняв в ней более высокое место. Теперь, пытаясь уклониться от конфликта с самой самодержавной властью, они убедились в необходимости вычеркнуть из упомянутой структуры целый элемент — боярство: верхушку Государева двора, который после военно–окружной реформы царя Федора одни остался вне служилого «регулярства». «Мы, — говорили служивые, — видя боярскую к себе нужду, что они без государского указу (выделено мной. — А. Б.) хотят нас, прийдя к Москве, войском порубить, и того ради и мы идем ныне, собравшись, за государями в поход и с боярами управимся сами!»

В объявлении бояр единственными виновниками конфликта восставшие были единодушны уже в ночь на 18 сентября. Разногласия среди них касались лишь вопроса о патриархе. Одни предлагали Иоакиму: «пиши на Украину (где стояло много стрелецких и солдатских полков. — А. Б.) грамоты, чтобы к нам служивые люди шли против бояр на помощь». Другие говорили: .«Возьмем патриарха и убьем, ибо и он с боярами на нас заодно стоит!»

Но в сентябре 1682 г. дело восставших было уже проиграно. Как бы то ни было, государи находились вне Москвы. Восставшие понимали, что поход против засевших в Троице–Сергиевом монастыре бояр будет немедленно представлен противником как война с самими самодержцами, «скоп и заговор», покушение «на государево здравие» — самые страшные государственные преступления по Соборному уложению 1649 г. В расстроенных чувствах являлись большие группы восставших в Кремль, приходили в Чудов монастырь и на Патриарший двор, толпились в Крестовой палате.