Судорожные попытки «мудроборцев» после смерти Иоакима удержать власть были бесполезны. В течение нескольких лет все участники травли Медведева были с позором разогнаны с насиженных мест. Сами братья Лихуды, послужившие орудием «мудроборцев», стали преподавать в «еллено–славянских сходах» латынь и физику с философией. Они еще успели пострадать за такую смелость от своих бывших союзников и хозяев. Но рационалистическая мысль уже пробивала себе дорогу в церковных стенах, а вскоре рухнул и расшатанный безумной борьбой с разумом патриарший престол.

Регентство (1682—1689). Интеллигенты

Рассказанная нами история «грекофилов» и «латинствующих» правдива, но полнота ее вызывает естественные сомнения: позиции участвующих в борьбе сторон слишком уж ясны и определенны, правые и виноватые очевидны. В жизни так не бывает. Временно нам пришлось отвлечься от контекста событий, чтобы разобраться в сущности спора, окутанного туманом легенд, открыть причину упорной борьбы патриарха Иоакима со строителем Заиконоспасского монастыря Сильвестром Медведевым и его единомышленниками.

Теперь мы знаем, что архипастырь вовсе не выступал против учености. Тщательно раздуваемое «грекофилами» неприятие Иоакимом «латинства» просветителей основывалось не только и даже не столько на подозрениях в склонности последних к католицизму, сколько на отношении Медведева со товарищи к церковному авторитету, точнее — к авторитаризму в целом.

Наивно полагать, что Коперник, Галилей или Джордано Бруно не были католиками, а осужденные русскими церковными соборами мыслители–гуманисты — такие, как Артемий Троицкий в XVI в. или Сильвестр Медведев в XVII, — допускали сомнения в истинности канонов православия. Сам Ломоносов, весьма крепко выражавшийся в адрес «попов», не впадал в атеизм, желая лишь разграничить сферы господства научного и церковного авторитета. Впрочем, «эффект Сократа» (ложно обвиненного, как известно, в неуважении к языческим богам) с равной силой проявляется при столкновении научной мысли и с авторитетом атеистической власти.

Итак, Иоаким со клевреты обвинён нами не столько лично, сколько в качестве противной стороны в вечном споре. Даже Евфимия Чудовского можно признать безнравственным только в этом смысле — ибо писание доносов с противоположной точки зрения, со стороны власти, есть дело высокоморальное и заслуживающее наград. В конце концов, не можем же мы поставить к позорному столбу едва ли не всю нашу служилую интеллигенцию, век за веком создающую для власти официальную истину и защищающую ее на бастионах иерархии (собственной, государственной или идеологической), не щадя «заблудших» коллег.

Так Сильвестр Медведев не потерпел, когда польский шляхтич Ян Белобоцкий в свите Смоленского епископа Симеона прибыл в 1681 г. в Москву с надеждой преподавать в Академии. Этот прежний кальвинист, вольно именовавший себя и католиком во время странствий для учебы по Германии, Франции, Италии и Испании, нахватавшись радикальных идей европейского свободомыслия XVII в., был пропитан модными эзотерическими (тайными, исключительно посвященным предназначенными) знаниями. Медведев не желал его присутствия в Академии так же, как грекофилы не могли потерпеть открытия университета по проекту Сильвестра.