Специальное окружное послание патриарха против бритья бороды и усов  интересно именно тем, что новый патриарх выступил против обычая, давно прижившегося при Государевом дворе и в верхах посада. По наблюдениям историка С. М. Соловьева, брадобритие началось у нас еще при Борисе Годунове. При Алексее Михайловиче оно стало обычным при дворе, и только рьяные блюстители «исконного благочестия», вроде протопопа Аввакума, отказывались общаться с придворными модниками в их безбородом «блудоносном образе». Впрочем, богомольный царь поддался нажиму «ревнителей», и в угоду им правительство развернуло служебные преследования за брадобритие и постригание волос; духовные власти отлучали от Церкви даже тех, кто просто имел общение с брадобрийцами .

В царствование государя–реформатора Федора Алексеевича «еллинский, блуднический, гнусный обычай, древле многажды возбраняемый, во днях царя Алексея Михайловича всесовершенно искорененный», процвел при дворе вновь. «Паки ныне юнонеистовые, — гремел в специальном «Изглашении» патриарх Иоаким, — начали образ, от Бога мужу дарованный, губить!» Но архипастырь тщетно грозил отлучением всем модникам и даже их друзьям . Обратившись к многочисленным портретам русских придворных времен Федора, царевны Софьи и Нарышкиных, мы почти не увидим бород вовсе нестриженных, зато найдем немало голых подбородков — о, ужас! — у самых ближних к трону, комнатных людей .

В этих условиях выступление патриарха Адриана против брадобрития часто толковалось историками как «признак мракобесия и фанатизма, разменявшего существенные нужды паствы на заботу о бороде и платье». Наиболее глубокий биограф Адриана Г. А. Скворцов справедливо заметил, что в условиях серьезной угрозы «самому укладу русской гражданско–церковной жизни, патриарх считал своим долгом пресечь вначале малое, чтобы предотвратить большое». Сам архипастырь в предисловии к первой окружной грамоте указал: «Вижу некие незаконные исповедания и предания ходящие и уклоняющихся в чужестранные некие обычаи, паче же прелести еретической содружествующих и сообщающихся со всеми ними. Что, если в начале, подобно мыши малой, не искоренится, удобно в великое возрастает и, как древо укоренившееся, даже со многими трудами не вырывается» .

Атака на знак перемен была предпринята со всей серьезностью. Противостояние инновациям в области молодежной моды всегда и везде являлось делом почти безнадежным. Зато успех в подобном предприятии, пусть неполный и временный, окупался сторицей. Он свидетельствовал о силе идеологической организации, имеющей реальную власть над обществом; он означал торжество охранительных тенденций, демонстрировал наличие контроля — в данном случае церковного — над развитием страны.

Сама форма выступления патриарха против брадобрития ярко показывала глубину уже осуществившихся в России перемен. После опыта с Сильвестром Медведевым, успешно противопоставившим авторитету патриарха Иоакима естественное право человека «рассуждати себе», Адриан вынужден был со всей серьезностью обращаться к разуму паствы. Новый патриарх не рискнул дать ход идее «соборного осуждения» Медведева и всех якобы «латиномудрствующих еретиков» в русском православии. Ни книга «Остен» Евфимия Чудовского, изображающая собой обличительные материалы антиеретического собора, ни острополемический «Щит веры» Афанасия Холмогорского не были допущены к изданию контролируемым Адрианом государевым Печатным двором.