– А еще лепше вчерась было – Федор все никак не мог успокоится – Как благодатно, душевно. Не зря поп наш, Сильвестр, благословил указ твой.

Я раздраженно покосился на Чумакова. Сзади зашевелились посыльные. У нас тут бой вот-вот начнется, а полковника на умиление пробило.

Впрочем сцена с чтением указа и правда вышла на загляденье. Мясников не только поставил на пригорок парадное кресло с ковром, но и позади его выстроил десяток нарядных казаков с саблями наголо. Несколько башкир начали бить в огромный барабан. Атмосфера стала напряженной, народ собирался вокруг пригорка, теснясь и толкаясь. Вперед вышел Почиталин в красном кафтане. Развернул указ, откашлялся. Громким, поставленным голосом зачитал документ. Тишина стояла такая, что пролетевшую муху можно было услышать. Как только Ваня закончил, я встал с кресла и зычно крикнул:

– Люба вам моя воля?

Что тут произошло с народом – трудно описать. Поднялся неистовый крик. Казаки рванули вперед и подняли меня на руки. Начали носить по лагерю, вопя благим матом. Все орали «любо, воля» и так продолжалось целый час. Наконец, меня вернули обратно, где седой, с длинной бородой священник в черной рясе с массивный медным крестом на груди прочитал молитву и благословил.

– Не пора ли палить, царь-батюшка?

– Не пора.

– Эх… Душа горит, такое дело затеяли… Дать волю народу! Вот бы по чарочке.

– Про сухой закон слыхал? – я убрал подзорную трубу за пояс – солдат уже было хорошо видно и без прибора.

Вчера я выполнил обещание и дал команду разбить бочки с вином. Присутствовал лично, пока грустный Шигаев опустошал емкости на землю.

– Слыхал, как не слыхать – Чумаков тяжело вздохнул, почесался.

– А ну пригнитесь там! – я шикнул на соседних пушкарей, что слишком явно выглядывали из-за укрытия.

– А что Сильвестер? – поинтересовался Федор – Больно грозен был вчера поп. Такой праздник, а он в сердцах.

– Не твоего ума дело – обрезал я полковника. Чумаков засопел, обиделся.

Сильвестр и правда был грозен. После объявления указа, явился незваным в шатер. Пенял мне, что не может благословлять убийство. Пусть и дворян-мироедов. Цитировал писание, заповеди. Пришлось тоже включить богословский режим. Писание я знал неплохо и сразил Сильвестора цитатой из Второзакония: «Когда ты выйдешь на войну против врага твоего… то не бойся, ибо с Тобой Господь Бог твой». Священник покачала головой, трубным голосом спросил:

– Откель знаешь Ветхий Завет, царь-батюшка?

– Учителя хорошие были – ответил я уклончиво. Перевел разговор на самого попа. К моему удивлению, он оказался из старообрядцев. Крестился двуперстно, клял и ругал никониан.

– Ты, Петр Федорович, был добр к нашей вере, разрешил открыть храмы на Москве – мы тебе отслужим. Проси, что хошь.

Я засмеялся. Что можно попросить у раскольников? Они сидят по скитам в тайге, прячутся от властей. Хоть Петр III до своей убийства и успел слегка ослабить гнет на староверов, в России все делается по пословице – «Жалует царь, да не жалует псарь». Внезапно мне пришла в голову одна светлая мысль.

– Прости, отче – я оборвал смех – Пошли весть по скитам оренбурским, да енисейским. Нужно, мне человек сто мужчин вашего уклада, верующих, семейных.

– Зачем? – священник удивленно на меня посмотрел – Нам заповедовано оружие в руки брать.

– Не придется им воевать. Работа для них будет. За оплату. Как соберутся – расскажу.

Сильвестер тяжело вздохнул, посмотрел на меня испытывающее, потом все-таки согласно кивнул.