– Сколько говоришь то крестьян уже набежало в Берды? – спросил я Овчинникова.

– Да с тысячу будет. Мужиков. Ежели с женками, да детьми – больше. Каждый день прибывают.

– Два полка – прикинул я. Плюс в артиллерию надо бомбардиров учить.

Да… создать регулярную армию – это не фунт изюма съесть. Наломаемся по самое немогу. Училищ нет, военных городков нет, рекруты такие, что плюнь в них – разбегутся. Суворова не надо, генерал Бибиков легко справится.

Да и шестнадцать офицеров, честно сказать, доверия не внушают.

– Вот что господа генералы – я подвинул к себе карту, перевернул ее обратно – Есаулов то я у вас из сотен позабираю. Нельзя офицериков без надзору оставлять. Повысите дельных на их должности.

– Офицериков вздернуть надо было бы – буркнул Творогов, но продолжать мысль не стал. Видимо уже слышал про Лысова. Овчинников промолчал.

Атаманы доели обед и мы начали разглядывать карту. Всего на Урале и в Приуралье создано аж 6 оборонительных линий громадной протяженности. Во-первых, самарская – от Самары до Оренбурга (крепости Красносамарская, Бордская, Бузулукская, Тоцкая, Сорочинская, Новосергеевская, Ельшанская). Во-вторых, Сакмарская линия. От Оренбурга вверх по реке Сакмаре на 136 вёрст. Крепости Пречистинская (уже в наших руках), Воздвиженская и редуты Никитский, Жёлтый. Их только предстояло взять. В-третьих, Верхнеяицкая линия. Проходит – от Оренбурга вверх по Яику на 560 вёрст до Верхнеяицкой крепости (12 крепостей, три форпоста и тринадцать редутов). С этой линией почти все благополучно. Часть крепостей и форпостов пугачевцы уже захватили. Служат там яицкие казаки и крепости – словно спелые яблоки должны были сами упасть в наши руки. Наконец, Исетская линия. По реке Миасс до впадения её в Исеть (крепости Миасская, Челябинская, Еткульская и Чебаркульская, острожки Усть-Миаский и Исетский). Это уже Сибирь. Про последнюю линию я даже думать не хотел. От Уйска аж до Тобола.

– Да… – вздохнули атаманы, почесали в затылках.

– Это ж какое мы дело затеяли! – Овчинников все-таки дотянулся до бутылки – доразлил ее. Мы молча опрокинули бокалы.

* * *

Обер-гофмейстер граф Никита Иванович Панин смотрел в окно Гатчигского дворца, как марширует рядом с гвардейцами низенький Павел I. Его бывший ученик был одет довольно легко – в однобортный, темно-зеленый мундир с двумя рядами пуговиц, с низким воротником красного сукна и аксельбантами. Несмотря на порывистый ветер и моросящий дождь Павел упрямо не уходил с плаца.

– Все экзесцирует? – к Панину подошел худощавый мужчина в черном парике, слегка поклонился.

Это был кавалер Франсуа-Мишель Дюран де Дистрофф. Французский посланник при дворе Екатерины II.

– Экзесцирует – согласился Панин, тяжело вздохнул – Франсуа, я переманю вашего повара! Сей же час поделитесь секретом вашей худобы!

Панин в шутку похлопал себя по необъятному животу.

– Это есть импосибле! – засмеялся посланник – Мой сьекрет в постоянном твижении.

– Да… – Панин с хмурым лицом отвернулся от окна – Еще Аристотель сказал – Движение – жизнь. А если движения нет… Особенно в государственном смысле.

– Вы весьма правы, граф! – де Дистрофф перешел на французский – Общество должно развиваться. Государство – словно человеческое тело. Застой крови – вредит здоровью.

– Сколько раз уже было говорено матушке – лицо Панина сморщилось – Еще десять лет тому назад я представлял Екатерине Алексеевне проект учреждения Императорского совета и реформы Сената! Законы утверждаются министрами и только после попадают на подпись императрице… А там один шаг до конституции.