Я завидую попугаям. Тому, как идеально лучшие из них имитируют любой голос. Для писателя это высший класс.

Учитесь быть попугаями. Без этого авторского умения ваши герои никогда не станут живыми. Это особенно важно для персонажей третьестепенных, эпизодических, потому что у вас нет времени и места что-то про них объяснять. А они ведь тоже люди. Например, если у вас входит слуга с одной-единственной репликой «кушать подано», сделайте его, не знаю, гнусавым, или нервным, или шепелявым. Пусть объявит «куфать подано», и эта маленькая деталь превратит статиста в человека.

Впрочем, как работать с бэкграундом (Шишков, прости, не знаю, как перевести) персонажей, мы поговорим на другом занятии. Сейчас остановимся только на их речи.

Диалоги, разговоры, реплики – одновременно самое простое и самое трудное в работе над текстом.

Самое простое – потому что вы как автор не отвечаете за то, что говорит другой человек. Если он глуп, косноязычен, пошл, банален, неприятен, вы не виноваты. Он сказал, вы повторили. Вы попугай.

Самое трудное – потому что прямая речь неописательным образом создает из ничего, из сотрясения воздуха личность, которую читатель должен сразу ощутить и увидеть.

Как это происходит в жизни? Кто-то открывает рот, произносит какие-то слова, и наш внутренний фильтр, основываясь на личном опыте и знаниях о человеческом роде, моментально помещает данного субъекта в ту или иную категорию. Первое впечатление при этом запросто может быть ошибочным, но это лишь делает людей сюжетно интересней.

Однако в жизни мы руководствуемся не только тем, как субъект говорит. Мы составляем изначальное суждение по его внешнему виду, по поведению.

В литературе эту функцию выполняет авторская речь.

«Нос его был широк и сплюснут, лицо скулистое; тонкие губы беспрерывно складывались в какую-то наглую, насмешливую и даже злую улыбку; но лоб его был высок и хорошо сформирован и скрашивал неблагородно развитую нижнюю часть лица», – читаем мы, когда Достоевский знакомит нас с Рогожиным, и уже ждем от персонажа соответственного поведения – наглого, насмешливого, агрессивного, однако ж догадываемся, что высокий лоб себя тоже как-нибудь проявит.

Этак-то всякий может, как говорится в старом анекдоте про ветеринара, пришедшего к врачу (врач спросил: «На что жалуемся?»). Достоевский сформировал наше отношение к Рогожину своим описанием. Мы с вами задачу усложним. Но прежде чем перейти к заданию, расскажу историю, которая послужит нам исходным материалом.

The Tsar в Лондоне

Жаль, конечно, что Иван Грозный, прихватив ближних опричных, не сбежал в Англию. Россия от этого только выиграла бы.

Первым русским монархом, посетившим остров, стал Петр Первый, век спустя.

Царь был человек яркий и произвел на туземцев яркое впечатление. Это, собственно, первый россиянин, обративший на себя внимание англичан. Он создал саму матрицу «Русский в Англии»: нечто шумное, буйное, медведеобразное (и поскорей бы оно уже уехало обратно).

Первый парадный портрет Петра написан в Англии

Отправляясь сопровождать Великое Посольство в 1697 году, Петр Алексеевич поначалу не собирался заезжать в Англию. Он думал, что строить корабли его научат и в Голландии, которая располагалась поближе и которую он чтил с кукуйских времен, даже голландский язык выучил.

Но на саардамских верфях царю не понравилось, что тамошние мастера строят суда «по неписьменному обычаю», руководствуясь только опытом и интуицией. Зато английские корабелы вроде бы создали целую цифирно-чертежную науку И государь переплыл море, чтобы освоить английскую премудрость.

Венценосного стажера сопровождали четверо придворных, три толмача, повар, поп, шесть трубачей, семьдесят солдат такого же, как Петр, двухметрового роста, четыре карлы и мартышка.