Он ее за неделю уходил. Схоронили. Этой тож надолго не хватит, а потом и концы в землю.
От утешительной мысли Федор Андреевич ободрился.
– Ладно. Пойдем в Москву грамоту писать: доставим-де невесту, английскую великую княжну, в наискором времени… Прощай, покуда, девка. В дороге тебя пирогами откормим. Может, малость округлишься, – весело молвил он полуобморочной Мэри и, не удосужившись поклониться, пошел к двери.
Дьяк же замешкался. С ним творилось нечто самому ему непонятное. Пальцы судорожно шарили по нарядному серебряному поясу.
– Ты чего? Идем! – поторопил главный посол. – После налюбуешься. Тебе еще ее русскому обычаю учить.
Неудача суетливо повернулся, кинулся догонять. В самых дверях захлопал себя по бокам.
– Пояс обронил!
– Так поди подбери. Вещь царская, за нее спросят.
Парадный наряд – шубы, шапки, украшения, даже сапоги – у послов был казенный, выданный в приказе ради государевой чести.
– Да живей догоняй!
Епифан кинулся за поясом, лежавшим на полу у ног будущей царицы. Та была по-прежнему ни жива, ни мертва. Глаз так и не открыла.
– Оспа, – шепотом сказал ей Неудача по-английски.
Мэри мигнула, глядя на московита.
– Что, сударь?
– Вернешься домой – отпиши, что заболела оспой.
– Что, сударь? – повторила она, ничего не понимая.
– За царя не ходи. Он знаешь какой?
Объяснять было некогда. Епифан состроил рожу: зубы оскалил, глаза вытаращил, по-вурдалачьи зачмокал губами. Получилось страшно – девушка отшатнулась.
– Эй, Неудача? Ты чего застрял? – крикнул от дверей Писемский.
– Иду, боярин!
Заматывая на ходу пояс, дьяк еще раз обернулся:
– Соображай, дура!
– Что, сударь? – пробормотала Мэри и в третий раз.
* * *
Дурой Мэри Хастингс, однако, не была. Назавтра она отписала королеве, что захворала оспяной болезнью и ныне молит Всевышнего не покарать ее недужной смертью или тяжким уродством.
Вместо живой невесты московские послы повезли своему царю писанный с девицы портрет и обещание прислать новый, по которому будет видно, сильно ли обезобразят «княжну Хантинскую» оспины.
А вскорости – воля Божья – грозный царь помер. Мэри избежала участи Марфы Собакиной и мирно дожила свою стародевическую жизнь, вышивая на пяльцах и выращивая розы.
Про Неудачу же сказывают, что в Смутное время он понравился Лжедмитрию и даже игрывал с ним в шахматы, но и эта удача обернулась для него неудачей. В день кровавого мятежа толпа разорвала беднягу вместе с Самозванцем.
Комментарий
Объясню, почему рассказ у меня получился именно таким.
Триггером стало странное имя младшего посла Неудачи. Что же это был за человек, стал думать я.
Общие очертания биографии думного дворянина Федора Писемского известны, но Епифан Неудача Васильев сын Ховралев (таково полное имя дипломата) кроме эпопеи с английским посольством лишь еще единожды поминается в числе дьяков Разрядного приказа при царе Федоре.
Старинное слово «ховраль» в родовой фамилии дьяка тоже означает «ротозей», «недотепа». То есть получается Неудача Недотепин. Интересно.
И я вдруг увидел живого человека, вечно обреченного на вторые и третьи роли. Выражаясь по-нынешнему, лузера. Притом состоящего на изворотливой посольской службе, где преуспевают только природные ловкачи.
Но в этой истории есть еще один лузер – Мэри Хастингс, предназначенная в жертву Дракону.
Писатель всегда на стороне лузеров. |