Он остановился и глянул на меня своими раскосыми глазами. Стеклянный блестел, а живой был мутным.

– Вкус власти, динозавр, понятен тем, кто хоть раз в жизни прикоснулся к ней. А прикоснуться к ней можно только тогда, когда оценишь свою жизнь не десятками, не сотнями и даже не тысячами других жизней. Абсолютная власть есть только у бога, ибо он творит с нами все, что захочет. И чем ближе ты к нему, тем больше власти он тебе дает. Это его прерогатива, его право – награждать властью достойнейших и сильнейших.

Он снова принялся ходить по цеху, опустив голову.

– Это очень похоже на лестницу. Смотришь на первую ступеньку и думаешь: нет, я никогда не посмею ступить на нее, это аморально – убить человека, это страшно, это преступно. А потом на какое-то мгновение закрываешь глаза и делаешь шаг вперед. И происходит маленькое чудо: все твои недавние страхи уже начинают казаться смешными и наивными, и ты уже поглядываешь на следующую ступень. И снова думаешь: один – еще куда ни шло, но я никогда не смогу убить десятерых. Но приходит время, и ты поднимаешься выше и уже без особого страха смотришь на третью ступень. Убить сотню? Если очень надо, то можно. А потом пошла четвертая, пятая, и с каждой ступенью цена чужой жизни все мельчает и мельчает, как деньги при инфляции, а собственная жизнь становится дороже, величественнее. А когда ты начинаешь распоряжаться судьбой миллионов, тогда и приходит это ни с чем не сравнимое ощущение власти, и ты уже не можешь остановиться и отказаться от нее, потому что чувствуешь близость бога, его поддержку, слышишь его дыхание, тепло, идущее от него.

Ты говоришь, что я садист, убийца, – продолжал картавый после небольшой паузы. – Но почему ты не назовешь льва, перегрызающего горло зебре, убийцей? Напротив, ты с удовольствием станешь любоваться им на природе или в зоопарке, восхищаться его силой, грациозностью, мощностью его лап, челюстей. И это нормально, это действительно красиво, когда орел пикирует с огромной высоты и с лету впивается когтями в тело змеи или мыши. Это же блестящий пример боевого искусства, когда стая волков загоняет в засаду кабана! Это же балет, когда журавли, стоя на тонких ногах в тихой воде, коротким ударом клюва протыкают тело жабы! Это же цирк, когда кошка играет с забитой до полусмерти мышью!.. Почему же ты называешь меня убийцей? Хищник – да. Охотник – да. Лидер – да.

Он замолчал и уставился на меня, ожидая, что я стану возражать, спорить, но я не произнес ни слова. Картавый кивнул, словно соглашаясь с моим молчанием.

– Закон природы – самый чистый, самый целесообразный, самый изящный из всех законов, которые когда-либо существовали на земле, – продолжал он. – И только потому, что сотворен богом. Жалкие человечишки, к несчастью природы, наделенные способностью думать, попытались переплюнуть Творца и придумали свои законы. Демократия, гуманность, цивилизованность… – Он поморщился. – И к чему мы пришли? К вымиранию народов, к экологической катастрофе, к тому, что миром правят не сильные, а лживые, глупые, трусливые, больные, убогие. Инки, древняя Спарта и фашисты – только они сумели изобразить что-то отдаленно напоминающее Божий закон природы, да и то с ошибками и пороками. Надо досконально знать этнос, с которым работаешь, как тот же лев знает анатомию зебры. Этнос надо любить, заботиться о его благополучии, а затем давить во имя своей власти над ним. Индейцы якимана время от времени без всяких враждебных намерений берут булыжники и бьют ими друг друга до смерти.