Брюки натянул перед городом, не выходя из машины. Мокрая ткань причиняла боль, правда, боль быстро утихала.

Вскоре он оказался у дома, где жил Воронов.

Все его предостережения насчет бабулек оказались напрасными — лавочка у подъезда оказалась пуста. Степаненко без каких-либо осложнений проник в квартиру старикана. Перед ним таиться не стал.

— Подцепил пулю, — объяснил он, проковыляв в отведенный ему угол и улегшись на диванчик.

— Ну тогда раздолбай, — наставительно произнес старикан. — Я сорок лет прослужил, и ни разу не царапнуло. А так ты…

Он еще добавил существительное, совсем не употребительное ни в разговоре, ни тем более в печати.

Старик стоял, выжидательно глядя на майора. Понимал, что сейчас последуют распоряжения ли, просьбы ли.

— Надо в аптеку сходить, — произнес Степаненко. Он уже стискивал от боли зубы. С первого взгляда ему показалось, что его рана — пустяковая царапина. Теперь пульсирующая боль, казалось, дергала все правое бедро.

Когда старик, взяв протянутые деньги, ушел, Степаненко поднялся, сбросил одежду и внимательно осмотрел рану. Рана как рана. Пуля прошла путь не более как четыре сантиметра с внутренней стороны бедра.

И тут Степаненко обнаружил на локтях и коленях следы невысохшей краски. Подошвы ботинок тоже были в краске. Он посмотрел на свои руки. И они были со следами краски… Вроде бы, когда брюки полоскал, ничего не было.

«Черт побери! — выругался он. — Вероятно, руль в машине в краске».

От духоты в квартире, от пережитого, от усталости на него навалилась такая дремота и апатия, что не хотелось не только думать, но и шевелиться.

«Уж не потеря ли это крови дает о себе знать?» — мелькнула мысль.

Пришел старик, принес медикаменты. Хорошая чайная чашка крепчайшего кофе вернула силы и возможность более или менее сносно соображать.

Немного отдохнув, Степаненко позвонил Эльвире, воспользовавшись квартирным телефоном.

— Нам надо встретиться, — стараясь быть спокойным, попросил он.

— Хорошо, — обрадовалась она. — Где?

— На старом месте. Возле бара, в котором мы увиделись…

Через пятнадцать минут подобрал ее возле бара. Эльвира запрыгнула в машину почти на ходу. Некоторое время они ехал молча. Степаненко лишь изредка косился на ее голые колени. Эльвира на этот раз оделась по молодежной моде и была похожа на Софию Ротару на сцене. Особенно Максима раздражали ее перчатки, похожие на велосипедные.

Везде по городу была милиция. Завидя милицейский наряд, Степаненко сворачивал.

— Что случилось? — встревожилась Эльвира.

Степаненко выругался, почти не разжимая губ. Эльвира положила руку на его колено. Они выехали из города и остановились на пустыре.

— Что же все-таки случилось? — спросила Эльвира.

Степаненко уткнулся лбом в руль.

— В переплет попал. Ты еще не слышала о расстреле на улице Тимирязева?

— Расстреле? Кого там расстреляли?!

— Кого? Неужели ты не знаешь?

Эльвира откинулась на спинку сиденья. Степаненко повернулся к женщине, взял ее руки в свои.

— Максим, почему ты не хочешь ничего рассказать?

— Да что рассказывать. Предстоит разбирательство. Кажется, мне сухим из воды не выйти. Если что случится, тебе ни в коем-случае не следует говорить, что адрес Губермана дала мне ты.

— Я? Я не давала тебе его адрес, — удивилась Эльвира. — А что с ним?

— Его нет.

— В смысле как нет? В городе нет?

— Вообще нет.