Все присутствующие на соревнованиях, словно в замедленной съемке, наблюдали, как летит этот маленький заряд, как он в своем стремлении к полету возносится над Витькиной лужей и, пролетев дальше метров на пять, приземляется на кусочек асфальта, расплющив на исходе огромную навозную муху с зеленым брюхом.

Никто еще не понял, что произошло, еще бухгалтер держал свою короткопалую руку на Витькином плече, а Малец уже успел вытащить из под кирпича деньги, упрятать их в трусы и отбежать на почтительное расстояние.

– Атас! – закричал он Кольке. – Атас!

Все пацаны бросились врассыпную, а Колька по прежнему стоял на стартовой линии – бледный и отрешенный.

– Держи его! – заорал бухгалтер. – Мои деньги! – и бросился на Кольку, желая ударить ему кулаком в бледный нос.

Здесь только до доминошников дошло, что случилось. Мужики поняли, что вечер придется жить насухую.

Кулак бухгалтера почти достиг самого Колькиного носа, когда был перехвачен рукой с тюремными наколками.

– Моряк салагу не обидит! – повторил Витек и вывернул бухгалтерский кулак до хруста. – Беги, пацан! – произнес бывший зек с грустью в голосе. – Беги!..

И Колька побежал. И совсем не в ту сторону, куда сыпанули его товарищи, а в противоположную. Он не думал сейчас ни о чем, а летел по улице, словно слюнка его – бессмысленно, но так уверенно, что прохожие расступались, вскрикивая, как будто это не мальчишка летел в своем беге, а как минимум разрывная пуля…

А потом гулянка была – мама дорогая! К выигранной десятке пацаны скинулись еще по рублю, у кого было. Купили семь чекушек водки, пива «Московского» с осадком, два баллона с шипучим напитком «Салют», колбасного сыра кило и килек немеренно.

На чердаке сталинского дома Колька впервые напился до глюков. Ему все казалось, что это не Малец сидит на ящике напротив, а дед его. Колька тянулся к нему руками и просил деда вернуть аккордеон. А Малец ржал в ответ, как полковая лошадь, тоже напился порядком, да и остальные пацаны – кто валялся в голубином помете, а кто пытался с помощью пальцев вернуть глаза на место.

А потом всей компанией дружно блевали с крыши вниз на прохожих.

Их приняло семнадцатое отделение милиции…

На следующее утро Колька и Малец проснулись в вытрезвителе.

Сначала вызвали Кольку. Какой то капитан презрительно смотрел на бабку, а она плакала, размазывая по щекам пудру.

– Вы, что ли, мамаша его? – выцедил воцрос капитан.

– Я – бабушка.

– А мать с отцом где?

– А так – ушли по утру в булочную баранок купить и не вернулись.

– К вечеру вернутся, – сказал капитан, зачем то открыл сейф, в котором лежал «Макаров», затем вновь закрыл.

– Сегодня уж вряд ли вернутся, – вздохнула бабка.

– Вот и будем лишать их родительских прав! Шляются неизвестно где, а пацан в вытрезвителе ночует!

– Тринадцать лет назад пошли его родители за сушками…

– Чего? – не понял капитан.

– Пошли в булочную, – пояснила бабка, – а пропали без вести. В вашем отделении заявление писала. Искали, искали, так и не нашли!

Капитан на мгновение задумался.

– Писаревы?

– Писаревы, – подтвердила бабка.

– Помню, помню. Я тогда младшим лейтенантом был.

– И я вас помню. Я тогда младше на тринадцать лет была.

– Не нашли, – подержался за нос капитан.