Ракета жутким свистом оставляла звуковой след, бивший отчаянием по ушам.

Напрасно, прасно, сно…

Рванул ей навстречу, соскочил с пикапа, будто надеясь поймать руками. Циркач, что ловит ядро брюхом — видел такое в детстве. Было смешно.

Теперь не смешно.

Увидел ракету в виде проказливого, злого бесенка. Хохоча, надеясь утянуть за собой в ад, она угодила в мои объятия.

Руки обожгло. Полная скверны дьяволица плевалась сидящими внутри нее проклятиями, только и ждущими высвобождения. Шкала «особенности» перестала пылать, вспыхнула пламенем. зашлась огнем, замедляя время, давая сил. Не выдержав моей наглости, ракета решила ухнуть разрывом. Мои ладони швырнуло прочь горячей взрывной волной.

Сдавил, сдерживая проклятый поток в едином комке. Накрыл ладонями, обратив из слона в муху. Голос разума велел — сейчас! И я тут же понял, что делать дальше.

Швырнул получившийся снаряд прочь — взиравший на нас последним уцелевшим глазом остов «Шмеля» получил свое же лекарство. Проклятия ухнули разрывом, зашлись вихрем безжалостной скверны. Неуправляемым смерчем зашагали по показавшимся развалинам некогда величественного города. В ноздри ударила едкая вонь — плавились камни, таял, опаляясь черным, асфальт.

Выдохнув, обернувшись, увидел лишь удивленные взгляды девчат. Развел руками прежде, чем потерял сознание…

* * *

Меня тащили.

Иная жизнь где-то далеко. Мама, метро, запах бабушкиных пирогов…

Здесь лишь головная боль, девичьи всхлипы, раздраженные окрики. Суровый глас всезнающего медика велел успокоиться, спорщицы подчинились.

Меня тащили.

Им тяжело на ступеньках, не хватало носилок. Взяли за ноги-руки, кто-то заботливо придержал голову.

Перед на миг открытыми глазами, что полны слез боли, мелькнули лишь девичьи лица. Их много, но как будто одно.

Некстати вспомнились Восемь.

Хотел понять, кто я такой: человек, оружие? Демон? Вит Скарлуччи бы согласился с последним. Жаль, не видит, что творится — сдох бы от зависти.

Вокруг серые, облупленные, монолитные стены. Обрывки обоев, мерзкий дух грязной посуды. Из холодильника, у которого остановились, несло слежавшейся колбасой — сколько ей лет?

До сознания отчаянно пытались докричаться снаружи и изнутри. Девчонка в очках, с белым котенком на плече застыла мраморным изваянием, шепотом умоляя об одном. Не умирать.

Я обязательно, я не буду. Как только, так сразу. Слова не ложились на язык, не хотели звучать. Потому что глупые. В мире и без того много глупости, не следует множить.

Похлопали по щекам. Просили прийти в себя. Я отчаянно пытался вернуть контроль над телом, памятью. Получалось не очень.

— Под язык. Говорила же, чтоб голову держали, а то язык прикусит! — раздраженный голос. Говорящей не перечили, признавали вину.

Я прикусил язык? Боли все равно не было…

От меня кого-то оттаскивали, успокаивали. Медик строга и непреклонна.

— Укольчик. Всего лишь лишился сознания. На грани собственных сил.

— Вы видели, что он сделал?

— Да, — ответили остальные хором.

Что я сделал? Ракета, проклятие, вертолет. Вспомнилось почти мгновенно. Уцепившись за последнее, принялся возвращать воспоминания одно за другим.