Она отжала платье и теперь развешивала его, наклоняясь над кустами. Вознесенский стоял с охапкой сушняка и смотрел на эти ее действия, чувствуя, как в паху пульсирует кровь. Она побежала за шинелью, но, вероятно, наступила на сучок или сосновую иголку. Запрыгала на одной ноге, наклонилась, убирая колючку. Где-то над самой головой Владимира заухал филин. Сонечка оглянулась, прыгнула к шинели, в одно движение зарылась в нее, как в нору.
Когда Вознесенский вернулся к костру, она смирнехонько сидела на бревнышке. Из-под полы шинели выглядывали розовые пальцы ноги.
Он сложил поодаль сушняк и остался стоять у кустов, по ту сторону костра, глядя на эти розовые пальцы.
Сонечка чувствовала себя виноватой. Все у нее не так получается! Ну почему она не может с изяществом, как другие? Он никогда не полюбит ее! Он никогда не будет смотреть на нее с обожанием, как Митька смотрит на Манечку.
Костер полыхнул, выбросив стаю искр, Сонечка вскочила – уголек обжег ей пальцы. Она запрыгала по траве. Вознесенский моментально оказался у ее ног, взял ступню, сорвал подорожник и обернул листком обожженный палец. Он держал Сонечкину ступню в своих руках. Прямо перед его носом оказалась ее круглая коленка. Над коленкой сходились полы шинели, придерживаемые ее дрожащими пальцами. Вознесенский поцеловал коленку. Сонечка вздрогнула и инстинктивно сильнее сжала пальцы, придерживающие шинель. Но лишь на миг. Ее пальцы разжались, выпустив грубую ткань. Вознесенский ладонями гладил икры и целовал ее коленки. Сонечка дрожала, но не сделала ни одного движения. Она все еще придерживала шинель у самого ворота. Его руки поехали выше. Кожа под ними горела. Он трогал ее всю и целовал. Сонечка, очень отдаленно и приблизительно просвещенная, как это бывает между мужчиной и женщиной, с удивлением и возрастающим потрясением принимала чувственные ощущения, которые дарил ей Вознесенский. Когда он поцеловал ее в темный треугольник, она отпустила шинель, та упала к ногам, а Сонечка опустилась в траву рядом с ним. Они оказались лицом к лицу. Она обняла его. Мышцы спины под ее пальцами упруго подрагивали. Она поняла, что он едва сдерживается. В несколько следующих минут она в полной мере успела почувствовать его силу, неистовость и нежность – все, к чему, как оказалось, стремилось ее тело. Он уснул, а Сонечка смотрела на него, спящего, и любила. Она любила его влажные от пота волосы на лбу, его губы, такие красивые – нижняя губа полнее верхней. Считается, что такие губы предназначены природой для девушек, а та взяла да и одарила всех мальчиков Вознесенских… Она любила его руки с длинными аристократическими пальцами, его прямой узкий нос. Она любила так, что хотелось плакать. Костер догорал. Она высвободила руку, поднялась, подбросила веток.
Вознесенский открыл глаза:
– Иди сюда.
Она послушно легла рядом.
Он гладил ее волосы, закручивал на палец кончик косы.
– Завтра я приду к твоему отцу свататься. Будь готова.
Сонечка счастливо вздохнула и поцеловала его в шею.
– Мы будем жить долго и счастливо, и у нас будет много детей, – продолжал он немного насмешливо, как бы нарочно говоря именно то, что она хотела услышать.
Сонечка целовала его подбородок. Она гладила его руки, трогала пальцы, рисовала кончиком косы узоры у него на груди, пока он не положил конец ее нежностям, крепко обхватив руками и прижав к себе. |