— Ну что ж… — серьезно сказал он, — я рад, что… впрочем, это неважно. Должен вам сказать, что забота об Андрее Удальцове — это не ваша проблема. Этот вопрос я тоже решу сам, хотя, раз вы так настроены… В общем, спрашиваю последний раз: что вам нужно лично для себя? Не тяни время! — рявкнул он совершенно другим голосом. — Я занятой человек!
И тогда я подошла ближе и четко проговорила, глядя в черные живые глаза:
— Однокомнатную квартиру и самый лучший компьютер со всеми прибамбасами, какие только есть!
Баранович хмыкнул и отвернулся. Аудиенция была окончена.
…Я вернулась домой к вечеру, потому что съездила в два-три места насчет работы. Алла встретила меня в коридоре.
— Звонили из больницы, — сказала она, испуганно на меня глядя. — Роман умер.
От неожиданности я пошатнулась, слезы выступили на глазах, но я быстро взяла себя в руки. С чего это меня так разобрало? Ведь Роман умер еще вчера, и я не очень расстроилась. Потом я сообразила, что звонили из больницы и что, следовательно, умер Андрей, которого там до сих пор считают Романом. Ну что ж, я сделала что могла, значит, у него судьба такая.
Следующие три дня я провела в какой-то сонной апатии. Мне ничего не хотелось делать — с трудом заставляла себя принять душ, поесть и ложилась на диван с книжкой, но даже читать не могла — перебегала глазами со строчки на строчку, но не понимала, что происходит с героями.
Звонили какие-то дальние родственники Романа, сообщали про похороны, я отказалась идти. Невестка смотрела на меня с состраданием, но ничего не говорила, очевидно, Лешка провел с ней воспитательную работу. Я же продолжала валяться на диване, как бревно, ни на что не реагируя.
Такое бывало со мной в школе, когда на следующий день после экзамена я лежала, вот так же тупо уставившись в книгу или бездумно слушая музыку… Но тогда приближалось время следующего экзамена, и я брала себя в руки и принималась за учебу, а сейчас апатия казалась бесконечной. Я чувствовала себя опустошенной и выпотрошенной, так что годилась сейчас только на чучело.
Представила себе это чучело в музее с табличкой:
«Разочарованная женщина», — и невольно улыбнулась.
Ну, если я могу улыбаться — значит, еще не все потеряно.
Я села за стол и посмотрела на себя в зеркало.
Лицо бледное, под глазами мешки, кожа какая-то тусклая… нет, надо встряхнуться, привести себя в порядок, заняться поисками работы…
Прошло три дня, а Баранович никак не проявился, стало быть, он посчитал мои требования слишком наглыми или вообще забыл обо мне.
На утро четвертого дня в дверь квартиры позвонили.
Я доплелась до прихожей и подозрительно спросила:
— Кто там?
— Алексей Соловьев здесь проживает? — осведомился молодой голос за дверью.
— Алексей Соловьев? — тупо повторила я. — Кто такой Алексей Соловьев?
— Ты что, Наталья? — рядом со мной неожиданно возник Лешка. — Это же я — Алексей Соловьев!
— Ах, ну да, — я смутилась, — ну, так сам и бегай на звонки!
Тем не менее я открыла дверь. На пороге стояли трое парней с большими картонными коробками.
— Так кто здесь Алексей? — деловито осведомился один из них, судя по озабоченному выражению лица, старший. — Расписаться надо за доставку.
— А это что такое? — Лешка удивленно уставился на квитанцию, и брови его полезли вверх. — Это мне?!
— Если ты — Алексей, то тебе, — подтвердил парень. — Распишись вот в этой графе. |