Собственный голос показался мне незнакомым, что-то в нем было не так. Старухи глядели на меня со страхом и молчали, стоя на месте. Я повернулась и пошла, не оглядываясь.

Пройдя квартал по улице, я заметила, что встречные прохожие как-то странно на меня смотрят, один даже шарахнулся, а женщина с ребенком прижала его к себе и ускорила шаг. Я прислушалась к себе и ощутила какое-то неудобство в лице, что-то было не так.

Собираясь утром в «гости» к Ларисе Семашко, я не взяла с собой сумочку, потому что хотела прикинуться служащей. Я сунула в карман кошелек и пудреницу, а также носовой платок. Сейчас, разглядев в крошечном зеркальце свое лицо, я очень удивилась. На лице застыл оскал, как у дикого зверя — не то рыси, не то гиены. Очевидно, именно этого испугались старухи.

Усилием воли я вернула лицу обычный вид.

Как же они меня все достали! Этак можно вообще в дикого зверя превратиться.

По дороге я заскочила в супермаркет и купила там жареную курицу и бутылку острого кетчупа. Дома был один Лешка. Как он радостно сообщил, у его мамочки какие-то занятия, не то шейпинг, не то фитнес. Как видно, невестка взялась за себя всерьез, и, кстати, весьма в этом преуспела, то есть значительно похудела и одеваться стала немного получше. И характер у Алки не такой скверный, как был раньше, или, может, я просто притерпелась. А скорей всего, после того, как со мной произошла куча неприятностей, мелкие свары с родственниками не так волнуют.

При виде курицы ребенок издал боевой клич американских индейцев, и мы живенько ее приговорили, запивая минеральной водичкой, найденной в холодильнике. Пока я варила кофе, Лешка самолично вымыл посуду и выбросил кости в мусоропровод, чтобы его мамаша не накрыла нас с поличным и не устроила скандал. А времени уже шестой час вечера, нужно торопиться. Я надела старые потертые джинсы и курточку попроще, выпросила у Лешки кепочку защитного цвета. Ребенок порывался пойти со мной, но я категорически отказалась, поцеловала его на прощание в подбородок и удалилась, приказав ничего не говорить родителям — куда ушла, когда приду… пусть молчит, даже если я не приду ночевать.

Выйдя из дома, я прежде всего заскочила в обменный пункт на углу и поменяла там предпоследнюю сотню долларов. Деньги кончаются, но что-то подсказывало мне, что недолго я буду находиться в таком подвешенном состоянии. Как говорил Ходжа Насреддин, либо шах помрет, либо ишак сдохнет… Так и со мной: либо они меня найдут и убьют, и тогда деньги не понадобятся, либо я их переиграю, они оставят меня в покое, и я начну новую жизнь с поисков работы.

Так что я с легким сердцем подняла руку и привычно проголосовала частнику.

У дома Ларисы я сразу же увидела ее машину — серебристый «Фольксваген Гольф» за номером… этот номер я уточнила по бумажке. Стало быть, Лариса сейчас дома, отдыхает после трудов праведных. Я погуляла еще немножко во дворе, пока не сообразила, что это неудачная мысль, потому что Лариса может увидеть меня из окна. А вдруг она хорошо знает меня в лицо? Кроме того, во двор может выйти брошенная мужем соседка Нина Евгеньевна, и уж она-то точно меня опознает, несмотря на Лешкину кепочку.

Тогда я развернулась и направилась к ближайшему продуктовому магазину, выбрав, конечно, не супермаркет, а самый обычный, бывший советский гастроном, у которого даже вывеска сохранилась старая. И там, в боковом переулочке, я обнаружила компанию мужичков, расположившихся на ящиках, уставленных пивом и воблой. На дворе лето, погода хорошая, время близилось к вечеру, и люди спокойно отдыхали. Не бомжи, не бродяги, просто немолодые, часто выпивающие люди.

Я выбрала среди них мужичка покрепче и почище, чтобы не так противно было находиться с ним в непосредственной близости, и поманила его пальцем. Мужички чрезвычайно оживились и двинулись было ко мне всем скопом, но я пресекла их попытку, заявив, что немедленно уйду и найду себе другого вон там, у соседнего магазина.