— А только ужъ и собака-же! — мрачно откликнулся егерь. — За эту собаку и четырехъ рублей жалко дать. Вѣдь вотъ сколько ловилъ ее, чтобъ на цѣпь взять — такъ и не поймалъ.

— Это оттого, что она русскихъ словъ не понимаетъ, а знаетъ только по-англійски. Собака на рѣдкость. Чутье — изумленіе… Дрессировка… Да чего тутъ! Я ей папироску зажженую въ зубы давалъ — держитъ, не смѣетъ выбросить, а ужъ собаки на что табачнаго дыма не любятъ.

— А къ себѣ ее между тѣмъ кусочкомъ говядины подманиваете.

— Это оттого, что я англійскихъ словъ не знаю, не знаю, какъ ее къ себѣ подозвать, а она дрессирована только на англійскія слова и русскія слова не понимаетъ. Собаку-то прислали, и счетъ прислали, и все, а англійскихъ словъ охотничьихъ не сообщили, какъ ей приказывать. Ну, да мы теперь агенту запросъ черезъ нашу контору въ Лондонъ сдѣлали, чтобы прислалъ англійскій словарь собачьихъ словъ съ переводомъ на русскій языкъ и чтобъ всѣ эти англійскія слова русскими буквами были написаны, такъ какъ я англійскаго языка не знаю.

— Арапникъ, Василій Тихонычъ, на эту собаку надо здоровый, а не англійскія слова, — сказалъ егерь. — И словами англійскими ничего не подѣлаете, ежели собака воръ.

— Ну, ужъ это ты оставь… Я ей кладу на носъ кусокъ сахару и только погрожу пальцемъ…

— А цыпленка сейчасъ у хозяйки на дворѣ задушила и съѣла.

— Ну, ужъ это ты врешь!

— Извольте выйти на дворъ и посмотрѣть. Весь дворъ въ перьяхъ, да и по сейчасъ она по двору съ крыломъ возится. Да вѣдь какъ уворовала цыпленка-то, проклятая! Забѣжала въ чуланъ, сняла его съ насѣста и сожрала.

— Не можетъ быть! Никогда не можетъ быть, чтобы англійская дрессировка братьевъ Роджерсъ… Приведи сюда сейчасъ собаку! — воскликнулъ Василій Тихонычъ.

— Да какъ ее привести, ежели она въ руки не дается?

— Да, да… Русскихъ словъ она не понимаетъ. Англичанка, кровная англичанка… Вотъ тебѣ кусочекъ сырой говядины, примани ее на говядину и приведи. На говядину она сейчасъ подойдетъ. Скажи только слово «на» и протяни говядину. Должно быть «на» и по-англійски значитъ «на», потому что она его отлично понимаетъ.

Василій Тихонычъ полѣзъ въ карманъ своей кожаной куртки, вынулъ оттуда кусочекъ сырого мяса и подалъ его егерю.

Егерь взялъ мясо и цѣпь и неохотно пошелъ за собакой.

— Ужасныя деньги четыреста рублей за собаку, — произнесъ докторъ.

— Но за то ужъ собака! Огонь, а не собака! Я знаю, что люди и по шести сотъ рублей за щенка отъ извѣстныхъ матерей и отцовъ платили, а это вѣдь взрослая сука. Я считаю, что щенками въ два года эти деньги выручу. Да и помимо щенковъ — медали на собачьихъ выставкахъ буду за нее получать. А вѣдь большая золотая медаль стоитъ семьдесятъ пять рублей. Три золотыя медали въ три года получить — вотъ ужъ двѣсти двадцать пять рублей. Нѣтъ, тутъ никогда не будетъ убытка, а напротивъ — барышъ.

— Цыпленка-то она своровала — вотъ что нехорошо, — опять сказалъ докторъ.

— Позвольте-съ… Да можетъ быть она своровала его потому, что егерь ей какое-нибудь такое слово по-русски сказалъ, которое она приняла за слово взять, — возражалъ Василій Тихонычъ. — Говорю вамъ, что собака только по-англійски знаетъ и по-русски ни слова, ну, она и ошиблась.

— А жрать-то цыпленка зачѣмъ-же?

— Да не жрала. Никогда я не повѣрю, чтобы жрала! Просто нарочно егерь говоритъ, чтобы за цыпленка съ меня сорвать. Вотъ сейчасъ приведутъ собаку и увидите вы, что положу я ей на носъ кусочекъ мяса и только пригрожу пальцемъ какъ истуканъ будетъ она сидѣть, пока не скажу «на».