Я торопливо оделся и с трудом натянул влажные сапоги, хотя боялся переломать себе все пальцы на ногах.

Кольчуга, поднятая со дна, была опутана водорослями и покрыта тиной. Я прополоскал ее в холодной чистой воде источника, дававшего начало реке Гриффин. За кольчугу зацепилась перевязь из тонкой металлической сетки, а на перевязи висели украшенные драгоценными камнями ножны. Я наполовину вытащил клинок из ножен. Черный, с серебряными вкраплениями, он заставил меня вспомнить кинжал, который я видел в оружейной мастерской в Форсетти.

Я повернул меч другой стороной. Действительно ли он выкован из черного металла с серебряными прожилками? Или серебро нанесено на поверхность? Или он просто потемнел за долгие годы, пока лежал под водой? Порой мне казалось, будто он покрыт письменами, но потом иллюзия рассеивалась. Рукоятка, сделанная из золота или меди, немного позеленела под действием коррозии.

Тысячи чистых голосов присоединились к музыке, слились в хоре сродни церковному. Я поспешно натянул кольчугу, показавшуюся мне легче, чем я помнил.

Свою перевязь я оставил в пещере. Я побежал за ней, когда вода вдруг изверглась вверх из источника, заливая каменный пол и забрызгивая высокий потолок. Подобно перевернутому вверх дном затонувшему судну, на поверхность всплыла огромная морда, при виде которой я метнулся в одну из маленьких пещерок, где опустился на колени за камнем и надел сетчатую перевязь, справившись с украшенной драгоценными камнями застежкой гораздо быстрее, чем мог ожидать.

Когда я поднял глаза, голова дракона уже находилась над водой. Чешуйки чудовища казались черными в полумраке; по сравнению с чернотой его глаз обычный черный цвет показался бы серым: абсолютная чернота, поглощающая свет.

Он поднимался, разворачиваясь кольцо за кольцом, и, наверное, распростер бы крылья, если бы мог. Но пещера, пусть просторная и с высоким потолком, была недостаточно велика для этого. Полураскрытые крылья заполнили все пространство, и на минуту показалось, будто посреди пещеры колышутся широкие занавеси из тонкого черного бархата – занавеси, свисающие с длинных кривых когтей, черных-пречерных.

Сине-зеленые, разноцветные и огненно-красные эльфы, маршируя в ногу и распевая, повалили из туннеля, чтобы приветствовать Гренгарма; но связанная женщина, возложенная ими на алтарь, была облачена в черное, и одеянием ей служили собственные длинные черные волосы, не вполне прикрывавшие наготу. Кожа у нее была молочно-белой.

Я завороженно смотрел на женщину, потрясенный ее красотой, но нисколько не уверенный в ее человеческой природе.

Один из эльфов, в длинном балахоне и с бородой, указал на нее рукой и обратился к Гренгарму с речью, заглушённой музыкой и пением, а потом упал на колени и коснулся лбом каменного пола.

Гренгарм раскрыл пасть, и пещеру наполнил голос, подобный грохоту тысячи гигантских барабанов:

– Вы пришли с копьями. С мечами. – Кривые клыки, хорошо видные в раскрытой пасти, длиной превосходили упомянутые мечи и по остроте не уступали пикам. – А если Гренгарм сочтет вашу жертву недостойной себя?

Пение прекратилось. Лютни, рожки и флейты умолкли. Издалека доносился стук бубнов, звон золотых кимвалов и треск кастаньет. Сердце у меня бешено забилось, и я вспомнил, что однажды танцевал так же и под такую же музыку.

Наконец в пещеру вошли танцовщицы – эльфийские девы, обнаженные, как и женщина на алтаре, но со стоящими дыбом волосами, словно взметенными над головой незримым ветром. Они подпрыгивали и кружились, танцуя каждая под свою музыку, или, вернее, все танцевали под музыку вне музыки, под ритм кастаньет, кимвалов и бубнов, слишком сложный для моего понимания. Они вращались, приседали, резво перебирали ногами и подскакивали, играя на своих инструментах; и среди них я увидел Ури.

Сложив крылья, Гренгарм пополз к алтарю, подобный огромной змее.