|
Если Варфоломей-Саххар сумел проследить его путь от самого марсельского берега до мастерской абу Тарика, то, конечно, выследит и в городе. И что Томас сможет сделать: один, без денег, без помощи и даже без способности обвинить своего обидчика перед городской стражей? Юноша беспокойно метался по мастерской и по двору, и ветер преследовал его по пятам. Сквозняк взметнул занавески на окнах харамлика, затем оттуда раздался стеклянный звон и женский вскрик, и над домом поплыл густой аромат розового масла. Должно быть, порыв ветра опрокинул склянку, и она разбилась, расплескав драгоценное содержимое. Послышались горестные причитания хозяйки, затем успокаивающий голос абу Тарика. А потом с юга донесся колокольный звон. Томас удивленно вскинул голову — для вечерней службы было еще рано, и обычно первыми ударяли колокола Каттедрале. Почти одновременно с отдаленным гудением колоколов раздался стук ворот, и во двор вбежал Селим. Сегодня хозяин отправил помощника торговать в лавке, но тот вернулся задолго до окончания рыночного дня. Оливковое лицо Селима раскраснелось, на щеках горели два багряных пятна. Подбежав к Томасу, обычно сдержанный араб повел себя странно. Он ухватил юношу за плечи и тряхнул, громко восклицая: — Где хозяин? Алхимик уже появился на пороге харамлика и изумленно уставился на своего помощника. — Дурные вести! — выкрикнул Селим. — Сегодня в городе видели черного человека. Сначала он появился на рынке в мясных рядах и мутил там народ, а затем говорил с рабочими в порту и на бойнях. С ним были еще какие-то люди, по виду египтяне. Они расползлись по всему кварталу Альбегрия, подговаривая тамошних голодранцев на бунт. Слышите колокола? Христиане взялись за ножи и факелы и поджигают дома правоверных на южных окраинах. Они идут сюда! Надо спасаться! Томас похолодел. Остальные рабы испуганно заметались по двору. Служанки, выбежавшие на крики, завизжали. Старая стряпуха бухнулась в пыль и принялась кататься, вцепившись в седые, выбившиеся из-под платка космы. Томас еще не понимал толком, что все это означает, но было ясно одно — случилось что-то страшное. В наступившем бедламе только абу Тарик сохранил спокойствие. Он упер руки в бока и громко крикнул: — Тихо! Замолчите вы, бабы, и перестаньте выть и носиться, как безголовые курицы. Я честный и законопослушный торговец. Я исправно плачу налоги в городскую казну. Хашимы знают меня, и я не раз обедал с каидом. Никто не посмеет ворваться в этот дом. «Как бы не так», — подумал Томас. Однако остальных слова хозяина успокоили. Две служанки подбежали к стряпухе и под руки увели ее внутрь дома. Селим поклонился хозяину и, обернувшись к рабам, велел им отправляться в мастерскую. И только ветер, безразличный к людским тревогам и надеждам, продолжал завывать и стучать решетками, да колокольный звон делался все громче. Дом и вся улица затаились, замерли, ожидая, что будет. Томас и Селим забрались на крышу. На юге в небо поднимались дымные столбы. Там, в квартале Альбегрия, уже вспыхнули пожары, оттуда несся колокольный звон и людские крики. Однако на соседних улицах было спокойно — лишь однажды, уже под вечер, загрохотали тележные колеса. На телеге доверху был навален скарб. Владелец телеги, пожилой араб, нахлестывал тощего мула, а у него за спиной съежились три женщины и несколько испуганных большеглазых детей. Повозка, подскакивая на брусчатке, промчалась на запад, к порту — и снова все затихло. Солнце медленно садилось в багряно-алые, словно подсвеченные пожарами тучи. Дым с юга повалил гуще, людские крики приблизились. Томас тронул Селима за плечо. Когда араб обернулся, Томас знаками показал, как поднимает модфу, целится и стреляет. Селим сначала нахмурился, не понимая, потом лицо его прояснилось. — Правильно, — закивал он. — Хозяин может думать, что хочет, но мы должны быть готовы. |
