Правда, то, что он сьер и де Бош, я узнал уже потом.

    Гийом грузно осел в траву. Он был мёртв.

    Я же совершенно механически стянул латные рукавицы, вытер меч и подумал: «А из-за чего мы подрались-то?..»

    И вот тут я понял, что ничего не помню. Вообще. Не помню даже, как меня зовут.

    От тихой паники по этому поводу меня уберегли две вещи. Во-первых, во мне отчего-то жила твёрдая уверенность, что пройдёт минута-другая и всё встанет на свои места. Я вспомню, кто я такой, вспомню, что я здесь делаю, и тогда станет ясно, что теперь делать с трупом этого большого бородатого парня...

    Во-вторых, зрители наконец соизволили покинуть свои зрительские места и, громко переругиваясь, подошли поближе.

    – Это бесчестно!!! – вопил человек со шрамом.

    – Всё честно!!! – орал толстяк. – Оружие было у него в руках!

    – Он должен был предложить ему сдаться!

    – А разве твой Гийом, когда вызывал на бой моего господина, не сказал ему: «Мы будем биться до смерти»?! Разве он позволил ему поднять свой меч?!

    Так я узнал, что, оказывается, являюсь чьим-то господином.

    – Но Гийом-то предложил ему сдаться! – не успокаивался поджарый.

    Я подумал, что пора бы и мне вставить словечко.

    – Уймись, – сказал я человеку со шрамом.

    Он заткнулся. Причём сразу же. Глянул на меня со злобой, но тут же вперил взгляд в землю и отправился к мертвецу.

    – Что с телом-то делать будем? – спросил я толстяка, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно естественнее. Почему-то казалось мне, что за это убийство меня схватят и посадят в тюрьму. С другой стороны, я защищался...

    Но толстяк смотрел на происходящее под другим углом.

    – Тело? А на что оно нам? Эй! – Он повысил голос. – А который тут гийомовский конь?

    Когда поджарый, услыхав это заявление, повернулся и вперил в толстяка ненавидящий взгляд, толстяк всё так же буднично добавил:

    – И доспехи с него снимайте и тащите сюда.

    Я почувствовал, что что-то во мне противится этой идее.

    – Не надо, – вмешался я. – Не надо нам его доспехов.

    Поджарый мрачно уставился на меня, а толстяк удивился.

    Но возражать не стал.

    – Так уж и быть, – буркнул он. – Доспехи можете оставить себе. Но коня мы забираем! Так который конь-то, вороной, что ли?

    – Угу.

    Толстяк вопросительно поглядел на меня, но поскольку я не сдвинулся с места и ничего не сказал, сам подошёл к вороному, ухватил за узду. Тот злобно фыркнул и попытался укусить.

    – Зовут как? – спросил толстяк.

    – Зверюга.

    Следующие десять минут толстяк пытался подружиться с этим злобным животным. Я предположил было, что кончится это тем, что конь лягнёт толстяка в брюхо, но ошибся. Через десять минут толстяк отвязал жеребца и гордо прошествовал с ним на «наш» край поляны.

    – Справный конь, – сообщил он мне, привязывая жеребца на некотором удалении от двух других лошадей, очевидно наших, поскольку когда я подошёл к ним поближе, они отнеслись к этому спокойно, а гнедой жеребец даже дружелюбно фыркнул и ткнулся носом мне в плечо.