Мужчины тепло обнялись; хотя Честер был намного старше, держались они друг с другом на равных, и церемонии для Херефорда были излишни.

– Как хорошо, что ты приехал, мой мальчик, нет – сын мой, говорю это от чистого сердца. Я не был бы более горд и счастлив, будь ты мне родным.

– Вот видишь, как следует приветствовать гостя, – сказал Херефорд, обернувшись к Элизабет. Он освободился из объятий Честера, но продолжал дружески держать его за руки.

– Не ехидничай, Роджер, – строго, но с улыбкой сказала Элизабет. – Что заслужил!

– Нет, ты послушай! Знаешь, чем дочь твоя приветствовала меня? Заявила, что доставляю лишние хлопоты. А раз я был озябший с дороги, она быстренько согрела меня, отхлестав своим язычком.

– Роджер!

– Элизабет! – передразнил он.

Честер спрятал довольную улыбку. Он правильно сделал, что написал Роджеру, и хорошо, что его не было, когда тот приехал.

– Тебе, Роджер, еще повезло. Мне здесь ничего не дают, чтобы согреться, даже сердитых слов.

– Вот так, все против меня, – с притворным негодованием Элизабет подошла поцеловать отца и, сделав реверанс, оставила мужчин наедине, заторопившись распорядиться согреть вина и принести факелов: на дворе стало темнеть.

– А почему ты в доспехах, Херефорд? Неужели Элизабет была так рассержена твоим приездом, что не предложила разоружиться, или ты боишься предательства в моем доме?

– Кроме шуток, твоя дочь – штучка, Раннулф, голыми руками ее не возьмешь, но дело не в этом. Мне нужно было кое что с ней обсудить в связи с нашим браком, и мы за разговорами забыли про все. По правде говоря, за два последних года не припомню дня без кольчуги, так что я ее даже не замечаю.

Белесые глаза Честера обежали кругом зал и снова устремились на графа.

– Итак, правду говорят, что ты вступаешь в войско Глостера?

– Боже мой, ну и языки! – вырвалось у Роджера. – Кто тебе сказал? Недели не прошло, как это решилось у…

– Спокойно, Роджер, я знаю не только это. Значит, это правда? Я рад. И какие у тебя планы?

Херефорд потянул себя за ухо и провел ладонью по щекам.

– А мне бы надо побриться, – заключил он и, взглянув на Честера, продолжал: – Извини, я не избегаю ответа, а все думаю об Элизабет. Да, собственно, мне нечего избегать, потому что, кроме предварительного разговора с Гонтом о положении дел, никаких планов нет. Гонт считает, а я с ним согласен, что мне лучше сначала заняться моими личными делами. Да и слишком холодно сейчас, чтобы отправляться в поход.

– Не хочешь ли ты сказать, что пока все остается как есть? – сощурился Честер.

– Именно так. – Роджер потер шею, где кольчуга раздражала кожу поверх сбившейся под ней туники. С Честером надо ухо держать востро: мало того, что он был не во всем надежен, дураком он тоже не был. – Клянусь тебе, – продолжал Роджер, греша против истины, но не искажая правду буквально, – никаких конкретных планов не принято. Гонту хотелось поскорее домой, он постарел и быстро устает, а Сторм, сам, наверное, знаешь, в Шотландии. Глостер, – он брезгливо сморщился, – вообще никакого интереса не проявляет, а меня самого занимает кое что другое.

– А ты изменился, Роджер.

– Что ты хочешь сказать? Я стал старше, повидал свет, но не думаю, что стал другим.

– Значит, клянешься, эге? – Честер внимательно следил за лицом молодого человека, бросая на него быстрые взгляды. – Не сомневаюсь, что ты говоришь правду, раз клянешься, но боюсь, твоя правда похожа на правду Сторма, когда тот клянется: полправды есть, а полправды нету!

Херефорд покраснел: замечание попало в точку.

– Что еще хочешь знать? Сам понимаешь, нам надо встретиться с ними еще, а сейчас какие планы? Ты тоже изменился, если приходится объяснять такие простые вещи.