Голос ровный, взгляд устремлен на экран, короткий хвостик на противоположную стену.

Марта зажмурилась, изо всех пытаясь определить, прозвучала ли в последних словах правда, но так и не смогла.

Индикатор молчал.

Разжала веки, разжала пальцы и шумно выдохнула — в груди клокотала ярость.

Скрипнул под тяжелым весом стул.

— Не пытайся расколоть меня, рыжая — у тебя не выйдет. Лучше следи за экраном — тебе платят именно за это.

Прозвучало холодно.

Прозвучало до обидного правдиво.

По домам они разошлись через еще один долгий час, проведенный в полном молчании. На экране больше никто не врал — видимо, почувствовали, что бесполезно. Дилан ушел, не попрощавшись, а Марта не стала просить подвезти ее до дома — побрела пешком до остановки.

Почему она не купит машину?

Почему не перестанет думать о нем?

Почему вообще не заживет новой жизнью?

Потому что были другие времена, когда Дилан ей улыбался. Тогда она таяла от счастья, летала на крыльях, пела и кружилась в восхищении миром, а потом… слишком много ему показала. Слишком напористо и резко; и Дилан схлопнулся. Закрылся, принялся рычать, стал постоянно отталкивать.

Нет, он ничего ей не обещал даже тогда, но тогда хотя бы улыбался. Как много она отдала бы за одну улыбку сейчас. Как много…

Мимо, обдав облаком газа, проехал желтый полупустой автобус. Марта ускорила шаг. Наверное, в следующий раз она не наденет леггинсы.

Вечером она вновь смотрела на кольца.

Почему одним достается все, а другим ничего? Неужели это так много — получить взаимность от того, кому отдал сердце? Почему в мечтах лепестки, а в реальности одни шипы?

Не надо многого… Не надо обещаний, не нужно признаний, не нужно жить вместе… Но хоть одну теплую улыбку — это она может попросить? Один взгляд без яда, одно слово без желчи, одну улыбку просто так, не за что-то — настоящую, искреннюю. Хоть один день без брони и без страха, без попыток защититься, без заранее приготовленной к боли от того, что ударят?

А кольца? Что кольца…

Они не при чем. Это просто кольца — просто символ любви, которой никогда не будет. Просто красивая картинка о том, что однажды то, самое тонкое, ей наденет на палец любимый. Назовет своей. Посмотрит с нежностью.

Никогда этого не будет.

Некоторые мечты не сбываются, а некоторые женщины не умнеют и все никак не могут прозреть.

Стыдно. И грустно.

На следующий день она пригласила его в кафе — Дилан отказался. Позже тем же вечером увидела его смеющимся в коридоре с незнакомой красоткой и разозлилась — не помогла никакая броня. Долго страдала ночью под одеялом. Еще через день они поругались так, что Бранниган едва не оттаскал ее за волосы — она назвала его «тупым самовлюбленным недоумком»; после этого Марта пошла в бар и напилась пива, беспричинно накричала на бармена и пнула на улице банку — попала ей в лоб сидящему у стены бродяге и долго извинялась. Оставила на грязном, лежащем на тротуаре, одеяле двадцать долларов. Всю дорогу пьяно цедила ругательства сквозь зубы.

А еще через день Дилан пришел сам.

Домой.

К ней домой. И Марта, позабыв о том, что, наверное, выглядит некрасиво, распахнула рот и застыла в безмолвии.

Чтобы войти, гостю пришлось просто оттеснить хозяйку к стене.

— Чем обязана? Чай, кофе?

— Коньяка у тебя нет?

— Нет.

— Ах, да — такая цаца, наверное, и не пьет вовсе.

Марта стояла посреди гостиной и тихо свирепела, ощущая собственную растерянность — она оказалась неготовой, полностью неготовой к его визиту. В хлопковых оранжевых штанах, длинной майке, тапочках (тапочках!), в которых, наверное, казалась клоуном.