Лакс и Кейр, не будь дураками, довольно быстро уяснили принцип составления карт и теперь удивлялись только одному: почему же никто до сих пор у них до такого не додумался.

    -  Так всегда с новыми идеями получается, - тоном записного знатока подбодрила я друзей. - Пока никто ничего не знает, кажется и невозможным это изобрести, а как только идея воплощается в жизнь, народ поражается: "Как же я сам до такого не допер, ведь так просто!" Впрочем, это даже хорошо, что вы у меня такие нормальные. Относительно, конечно, нормальные, иначе бы не связались со мной. Люди, у которых мозги иначе устроены, чтобы новое легко сочинять, с ума куда легче обычных сходят, словно сжигают себя, да и вообще они плохо к жизни присопоблены.

    -  Если бы Кейр занимался идеями, а не нашей едой, было бы плохо, - глубокомысленно согласился Фаль, разряжая обстановку, и не понял, чего это мы хохочем над его мудрой сентенцией.

    Так или иначе, завтрак закончился, карты были нарисованы, припасы готовы, вещи собраны, лошади оседланы, слова прощания с балаганщиками, преисполненными двойного благоговения по поводу визита в мои грезы Темного Менестреля, произнесены. Мы покинули только-только наполняющуюся первыми утренними посетителями и торговцами ярмарку у стен Мидана.

    Путь наш для начала лежал по Мидарену, оттуда к северо-западному краю Ланца и далее, где кончалась точная карта из памяти Гиза, через Карниалесские дебри к предгорьям Нидранга. Там-то и находилось Озеро с цветами сердечками по берегам, где в черной воде, полной яда беспросветного отчаяния и тоски по любимой, даже в самый ясный летний день отражались лишь ночь и звезды.

    Глава 3

    Дэлькор весело гарцевал по дороге, то и дело оглядываясь, будто проверял, не исчезла ли я куда-нибудь снова прямо с его спины в неизвестных далях, кинув его, бедную лошадку, одну-одинешеньку. Впрочем, не смотря на свой задор, конь шел мягко, даже мои филеи, успевшие за три недели отвыкнуть от прелестей верховой езды, ничуть не протестовали. Широкий тракт, тот которого мы избегали в прошлый раз, дабы не привлекать к себе лишнего внимания враждебно настроенных элементов, предоставлял свободу для маневров энергичного коня, застоявшегося в стойле. Поскольку все меры предосторожности, предпринятые прежде, ничуть не помогли, то теперь я решительно воспротивилась всяким попыткам скрытного продвижения. Хватит уже партизанить! Я желала видеть мир, подаренный мне судьбой, и, что немаловажно, получать максимум удовольствия от каждой секундочки жизни. Вкусив прелести ночлегов на постоялых дворах и в лесу у костра я, хоть и признавала бесспорную романтичность последних, обеими руками и всем увы! довольно изнеженным телом голосовала за мягкую постель и вкусную, горячую пищу, более полезную для обладателя легкого гастрита (а у кого из студентов его нет?), чем самый лучшие холодные бутерброды. Новый маршрут учитывал мою невинную тягу к комфорту, впрочем, стойкие мужчины, кажется, сдались перед капризами дамы не без тайного удовлетворения, им, вечным бродягам, полевая кухня и плащ вместо кровати обрыдли поболее моего.

    Утренняя, острая, пронзительно чистая свежесть середины лета мало-помалу сменялась теплым деньком. Я дышала полной грудью, подставляла лицо ветерку и улыбалась от уха до уха. Некоторое время мы молчали. Это было спокойное, умиротворенно-довольное молчание людей, объединенных общей целью и вполне расположенных друг к другу, таких, которым приятно не только беседовать меж собой, но и просто слушать. Слушать просыпающийся за нашими спинами город, случайную болтовню проезжего и прохожего люда, птиц, насекомых, дыхание ветра.