В Ноувервилле нельзя проснуться однажды утром и понять, что наступила осень — что разом облетела куцая листва с деревьев, что в воздухе носится пронзительный запах холода, что все прохожие внезапно сменили футболки и кепки на куртки и зонтики. Здесь все происходит так неспешно, медленно и постепенно, что жители Ноувервилла никогда не замечают того, как в гости к ним приходит осень, а следом за нею зима, облаченная в сине-белый наряд со снежной меховой оторочкой.

По дороге к дому Кшесински Дрю вдыхал дымный, чуть горьковатый аромат ноувервиллской осени и, любуясь прозрачным янтарем, застывшим на ветвях деревьев, думал о том, как же все-таки хорошо, что он приехал, и как же все-таки обрадуется Кшесински, когда увидит его на пороге собственного дома.

Кшесински — его старый друг и учитель, когда-то здорово поспособствовавший тому, чтобы имя Донелли узнали те, кому необходимо было его узнать, — конечно же обнимет его и тут же, игнорируя недовольный взгляд жены Матильды, потащит друга наверх, в свой кабинет, чтобы поболтать о делах житейских и, разумеется, рассказать о своей новой книге («Представляешь, дружище, я, старый маразматик, нашел рукопись под собственным столом!»).

Хорошенько налакомившись домашней настойкой, изготовление которой Стэн Кшесински не доверял даже собственной жене («Ну как? По-моему, в этом году она получилась как никогда крепкой»), они пойдут в «Алый вельвет», где Дрю конечно же станет гвоздем программы. Кто-то будет рад увидеть его снова, а кто-то — нет, но все подойдут к нему и, похлопав по плечу, скажут, что он совершенно не изменился за последние несколько лет («Поразительно, Дрю, как будто вчера виделись… хотя морщин у тебя прибавилось, что ж, все мы не молодеем»).

А потом будут долгие разговоры о том, кто и что написал, кому повезло в этой жизни, а кто так и остался непризнанным гением, и, разумеется, все будут бранить Мистера Юмор, Мэта Карригана — мастера черных шуток и заслуженного лауреата премии «Самый ворчливый писатель Ноувервилла» («Представь, Дрю, вчера в «Вельвете» они так сцепились языками со Стэном, что чуть было не подрались»).

Дрю так размечтался, предвкушая столь сладостную встречу, что совершенно не заметил, как дошел до самого дома Кшесински. Возле невысоких железных ворот он не без удивления заметил знакомые рыжие «уши», так похожие на уши ирландского сеттера Шредера.

Тьфу ты, а я уж надеялся, что эта встреча мне почудилась, подумал Дрю и направился к воротам, строя догадки о том, зачем этот рыжий Лепрекон наведывался к Стэнли Кшесински.

При свете это сказочное существо выглядело еще более странно, чем в темноте: оно оказалось низенькой и удивительно тщедушной девчушкой, которой с виду можно было дать не больше восемнадцати. Полицейская форма явно была ей велика, что лишь добавляло комичности ее облику, а рыжие «уши» — два кудрявых хвостика, торчавших из-под фуражки, — делали маленькое личико совсем уж похожим на детскую мордашку.

Дрю ухмыльнулся — то-то колоритный персонаж для какого-нибудь романа, — но не подал виду, что узнал Лепрекона. Зато Лепрекон сразу же признал в Дрю вчерашнего пьяницу и остановился у ворот, разглядывая его.

— Добрый день, сэр, — пискнул Лепрекон, когда Дрю подошел к воротам. — Вы случайно не к Кшесински пожаловали?

— Какая проницательность, — хмыкнул Дрю, пытаясь понять, за какие заслуги эту малолетнюю пигалицу взяли в полицейские. — А вы что, составляете список посетителей?

— Алисия О'Райли, офицер полиции, — торопливо представился Лепрекон. — Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов.

Дрю оторопел. Ему так не терпелось увидеть Кшесински, а теперь этот вездесущий Лепрекон собрался о чем-то его расспрашивать прямо на пороге дома старого друга.