Зашипело и зашевелилось в присыпанных песком вантах. Выползла из норы серая личинка крысы-человека. Сама маленькая – не больше кошки, – без рук, без ног, без глаз, а зубами клацает, словно кузнечными клещами. Точно полагает, будто справится с человеком без чужой помощи.

И подмога не заставила себя ждать. Отвратительные трутни, отдаленно похожие на старых, истощенных людей, выползли из темноты нижних люков. Передвигаясь своим обычным способом – на четвереньках, они выбрались из корабля. Расселись рядом с рвущейся в бой личинкой. Но настроение у трутней было не столь боевое, как у отчаянного детеныша. Выглядели они скорее удрученными, чем воинственными. Хлыстов знал, что прежние хозяева мира ржавых пустошей натаскивали крыс-людей на таких, как он. Крысы-люди управлялись с рабами-людьми, словно овчарки с отарой. Только во время неожиданного исхода не всем преданным слугам повезло уйти с хозяевами. Нынче брошенные крысы-люди скитаются по пустошам, и живется им не лучше и не хуже, чем остальным.

Они перестали быть дерзкими, им пришлось научиться осторожности. Тем более рядом с людьми. Да-да, у многих на спинах поблескивали металлические кольца, к которым давным-давно крепились поводки. Эти трутни принадлежали к старому поколению, следовательно, хорошо помнили, какими беспощадными и мстительными могут быть люди.

– Эй! – гаркнул Хлыстов. – Корабль – мой! Я первый его нашел! Пошли вон!!

Язык лениво ворочался в полости рта: Хлыстов давно ни с кем не говорил так громко и так… долго. Слова получались тягучими, картавыми. Крысы-люди озадаченно притихли.

Он и в самом деле ходил сюда больше года: наведывался один раз в две-три недели. Огромное судно с трюмами, набитыми сахарным песком, снабжало его всем необходимым. Еда, одежда, оружие, утварь, свечи и керосин – всякий раз, когда он отправлялся в обратный путь, его заплечный мешок трещал по швам от тяжести. И никаких крыс-людей в окрестностях он не встречал. Никак выбрали корабль для гнездовья совсем недавно, вот уже появились на свет первые личинки.

Ему было чертовски жаль тратить патроны…

Крысы-люди подобрались и тревожно заворчали, когда он отвел назад полы макинтоша и положил ладони на рукояти револьверов. Оглушительно пискнула личинка и истово защелкала зубками.

…тем более что они не думали нападать. Но не отдавать же корабль кому попало! Не оставлять же за спиной свору, способную в мгновение ока разобрать тебя по косточкам!

Бомбу бы сюда! Ту бомбу, которой ему так не хватает! Ту самую, забытую на заднем дворе каретного депо утопающей в тополином пухе Ак-Мечети!..

Он взвел курки. Самый старый крыса-человек – несомненно, вожак прайда – кинулся вперед. Но и этот не посмел напасть! Завертелся на месте, захрипел, роняя на песок тяжи клейкой слюны. В действиях крысы-человека определенно был какой-то смысл, даже в хрипах его проскальзывало что-то знакомое.

«Паучок» в груди засучил лапками с невиданной прытью, и Хлыстов выхватил из-за пояса револьверы.

Первая пуля сразила вожака прайда. Крысы-люди брызнули врассыпную. За первым выстрелом последовал второй, затем еще и еще. Хлыстов жал на спусковые крючки так быстро, что казалось, будто в обломках рангоута мертвого корабля грохочет пулемет. И после каждого выстрела на песке замирало очередное скрюченное, похожее на человека создание.

Барабаны опустели. Он отбросил револьверы в стороны, в одном движении сдернул с плеча винтовку и прицелился. Два крыса-человека мчали со всех ног в пустошь. Звенели железные кольца, вросшие им в лопатки. Это были матерые трутни, пережившие восстание людей и предательство хозяев. Каждым прыжком они покрывали расстояние в два своих корпуса.

Грянул винтовочный выстрел – тяжеловесный, звенящий металлом, за ним – второй.