— Сейчас! — закричали девочки, убегая.

Валентина Степановна подошла к кустам, прислушалась и, наверное услышав наше дыхание, сказала:

— Кто прячется здесь? Выходи.

Она протянула в кусты сразу обе руки, нащупала и вытащила нас.

— Вы? — обрадовалась она, оглядывая нас с ног до головы, щупая наши волосы и даже поворачивая за плечи, чтобы посмотреть, какие мы сзади, и сразу стала строгой-престрогой. — Вас ищут по лагерю уже два с половиной часа. Где вы изволили пропадать? Молчите? Хорошо. Если у вас хватает мужества только на то, чтобы прятаться по кустам, я завтра же поставлю вопрос о вашем пребывании в лагере. Больше мне с вами не о чем говорить. Можете идти.

Но мы продолжали стоять. Мы не могли уйти от кустов, в которых стоял аккордеон. А Валентина Степановна решила, что мы не двигаемся с места просто так, из упрямства.

— Хорошо, — помолчав, сказала она, — тогда уйду я. — И, не оглядываясь, пошла по аллее.

— Строгая! — сказал я и тяжело вздохнул.

— Притворяется.

— Ну, может, и притворяется. Только тебе не легче, если она из притворства возьмёт да и отправит тебя обратно в Москву. А что отправит, так это как пить дать.

Тут как раз по ступенькам террасы скатился Вениамин Павлович и помчался вдогонку за старшей пионервожатой.

— Валентина Степановна! — кричал он. — Караул!

— Хватился, — спокойно сказал Алёша. — Надо было тебе, пока я переговоры с ним вёл, аккордеон на террасу оттащить. Ну да ладно. Успеем ещё.

Мы схватили аккордеон, потащили его к ступенькам террасы, но, не сделав и десяти шагов, поняли, что поздно. К дому быстро шли Басов и Валентина Степановна, а за ними, догоняя их, бежали Вера и Маринка.

— Сторож не идёт, — запыхавшись, кричала Вера, — говорит, не его это дело — разбойников ловить.

— Говорит, их, разбойников, сейчас и в помине нет, — добавила Маринка.

— Правильно говорит, — ответила Валентина Степановна. — Воображение богатое у вас. Вернулся твой брат. Куда же вы меня тащите? (Это Басову.) Отправляйтесь немедленно спать! (Это Вере и Марине.)

А Басов тащил Валентину Степановну за руку и внушал ей, стараясь говорить спокойно:

— Украли. Понимаете? Ка-ра-ул!

— Да скажите же, наконец, что украли? Понимаете, что?

— Аккордеон.

— Да что вы, Веня! Разве могут здесь украсть? У нас ведь не грабители — дети.

— Рыжий тут крутился один. Любознательный такой.

Басов втащил пионервожатую по ступенькам террасы и ткнул пальцем в угол.

— Здесь он у меня стоял.

— Здесь он и стоит, — сказала Валентина Степановна, повернулась и ушла.

А Басов глазел на аккордеон и бормотал:

— Наваждение какое-то. Ничего не понимаю. То письмо, то телеграмма, то аккордеон!

А мы с Алёшей стояли за углом дома и радовались. Это здорово получилось, что Алёша взобрался мне на плечи и, пока вожатая и Басов поднимались по ступеням, через окно, с другой стороны террасы, успел поставить на место аккордеон.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Под утро мне приснилось, что Валентина Степановна схватила меня за шиворот и потащила к воротам. «Эту дрянь давно пора бы уже выбросить, — говорила она громким, раздражённым шёпотом, — неужели каждый день надо одно и то же вам повторять!»

Я удивился, что она называет меня на «вы», и проснулся. Перед нашим окном в самом деде стояла Валентина Степановна и наш завхоз. И я сразу догадался, что выбросить она собирается не меня, а рассохшуюся бочку, которая неизвестно почему стояла возле щита для стенгазеты.