— Нет… — вырвалось из ее груди.

От чего я убегаю? — подумала Филиппа. От того, чтобы простое человеческое участие переросло в нечто большее? Или от рока, преследующего меня, — неверия в свое счастье, в то, что когда-нибудь несбыточная мечта станет явью?..

Но он не дал ей освободиться, все еще удерживая за спину. Она непроизвольно выгнулась назад, невольно выставив вперед полные груди, поднявшиеся от возбуждения.

Повинуясь инстинкту, он мгновенно нагнулся и приник к нежным округлостям в страстном поцелуе.

— Нет!

Она попыталась освободиться более решительно.

Энрике медленно отпустил ее, хотя все его чувства требовали прижать ее к себе еще крепче. Безумно хотелось ласкать ее бесконечно…

Боже! Как же он хочет ее! Так, как не хотел ни одну женщину раньше. Его чувства не имеют ничего общего с контролируемыми желаниями по отношению к Кармен, Аурелии или каким-либо другим женщинам. Это явилось настоящим шоком для него. Какое-то откровение.

Может быть, эти чувства захлестнули его потому, что она его невеста, будущая жена? Что это за первобытная животная страсть, неведомая ему раньше?

Энрике не было свойственно чувство обладания во взаимоотношениях с любовницами. Он прекрасно знал, что он для них всего лишь один из многих мужчин. Разве что, может быть, более богатый или красивый. «Единственный» или «избранный» — слова не из его лексикона.

Женщины, с которыми он имел дело, всегда были окружены целой свитой для выбора партнера, соответствующего какой-то конкретной цели данного момента. Например, Кармен так обожала роскошь, что ей одного богатого любовника было мало.

Впрочем, ей надо отдать должное: ее приятели никогда не сталкивались нос к носу. Энрике все это не волновало. Не то, что теперь, когда ему просто показалось, что Филиппа Авельянос думает о каком-то другом мужчине…

Натиск желания все усиливался. Словно чья-то чужая воля направляла его. И все-таки он сумел понять, что слишком торопится. Слишком — для него, тем более — для нее.

Она все еще находилась в опасной близости к нему. Энрике пристально посмотрел в ее глаза. Их выражение мгновенно отрезвило его.

Без сомнения, она чувствовала то же, что и он, и испытала ту же бурю эмоций. Но он не мог не отметить, что ее реакция на только что происшедшее между ними значительно сложнее.

Он почувствовал в ней то, что можно было обозначить словом «страх».

— Филиппа, — мягко произнес он. — Не бойся. Я виноват. Я поторопился. Ну не смотри ты на меня так. Тебе следовало бы приглушить свою красоту. Разве можно устоять перед тобой? Обещаю, я больше не прикоснусь к тебе до тех пор, пока ты сама меня об этом не попросишь. Только чур не подзадоривай меня. — К нему вернулось его обычное чувство юмора. — А я со своей стороны постараюсь, чтобы ты меня поскорей попросила… — Он сделал шаг назад, освобождая ее. — Пойдем, — сказал он еще не совсем устоявшимся голосом. — Нам надо многое обсудить.

Взяв ее за руку, он медленно повел ее прочь от балюстрады на другой конец террасы.

Ночной ветерок охладил пылающее лицо Филиппы. Однако в голове продолжали мелькать мысли с такой же скоростью, как билось ее сердце.

Что она тут делает на этой мраморной террасе с человеком, который заставляет ее терять голову, позволяя себя целовать так, как никто ее еще не целовал? С человеком, которого она видит впервые, но который пообещал постараться сделать так, чтобы она попросила его снова к себе прикоснуться… А что такое он сказал сейчас? «Нам еще многое надо обсудить».