Через четыре дня она в полной парадной форме, как это положено при представлении новому начальнику, стояла перед командиром запасного эскадрона майором Станковичем. Он читал письмо подполковника Павлищева, в котором описывался проступок корнета Александрова и методы его исправления: учить — как неопытного рекрута и спуску ни в коем случае не давать. Майор был удивлён:

   — А что произошло, корнет?

   — На учениях я упал с лошади.

   — Да, это здесь написано. Но я спрашиваю, что произошло с Иваном Васильевичем. Он так был расположен к вам и всегда говорил мне, что более примерного и разумного молодого человека, чем вы, не встречал.

   — Не могу знать, ваше высокоблагородие! — Надежда щёлкнула каблуками и с отчуждённым видом перевела взгляд в окно.

   — Да бросьте вы это, Александров! — Станкович поморщился. — Не хотите говорить правду, и не надо. Снимайте ментик, лядунку, портупею. Выбирайте себе хлыст по руке, и пойдём в манеж. Там как раз полковой берейтор Вихман разминает мою кобылу. Вот и посмотрим, что вы умеете делать, а что — нет...

Собственная строевая лошадь майора Станковича, серая Артемида, была очень хороша. Пропорционального телосложения, с явным прилитием арабской крови, понятливая и чуткая, она казалась творением, самой природой предназначенным для занятий в высшей школе верховой езды господина дела Гериньера. Надежда сделала всего несколько кругов шагом, рысью и манежным галопом и поняла, что у неё под седлом — животное, выезженное почти идеально.

Значит, майор решил проверять точность её работы с лошадью: действия шенкелями, поводом, наклонами корпуса. Она поглубже села в седло, натяжение повода смягчила, чувствуя, что Артемида готова отозваться на малейшее его движение, и сосредоточилась.

   — Ну, корнет, какова кобыла? — Станкович вместе с берейтором Вихманом подошёл к камышовой стенке манежа.

   — Отличная, господин майор!

   — Ваше первое задание. «Принимание» ездой налево. Вы знаете, что это такое?

   — Так точно!

   — Приступайте.

Надежда посмотрела на Станковича, атлетическую фигуру которого, затянутую в тёмно-синий доломан и чакчиры, сейчас освещало солнце, и слегка тронула лошадь шенкелями. Артемида пошла вдоль стены манежа широким плавным шагом. Неясные воспоминания шевельнулись в душе Надежды. Как будто всё это с ней уже было. Щедрое августовское солнце, бормотание воды в реке, превосходнейший конь, повинующийся всаднику, красивый, сильный человек с шамберьером в руке, в чьей власти они оба — и Надежда и лошадь. Да, это было в Сарапуле, в годы её мечтаний, когда любезный батюшка учил свою старшую дочь кавалерийскому искусству.

Ей не стоило большого труда выполнить это задание. Уж «принимание»-то, первое упражнение из книги господина де ла Гериньера, Надежда запомнила на всю жизнь. Станкович следил за ней неотрывно и не произнёс ни единого слова. Точно так же безукоризненно она выполнила другие его приказы: пируэт на галопе, менка ног на галопе в три темпа, пассаж и пиаффе.

   — Кто учил вас? — наконец спросил майор.

   — Мой отец.

   — Он, конечно, служил в кавалерии?

   — Совсем недолго. Но лошадей знал и любил всегда и даже читал «Школу кавалерии» на французском.