Утром хозяйка принесла Надежде в комнату кофе. Она была одета в красивое шёлковое платье, глаза у неё сверкали, на щеках расцвёл румянец, с губ не сходила улыбка. Она просто преобразилась, и Надежда подумала о том, как мало, в сущности, надо нелюбимым никем, лишённым внимания женщинам для счастья. Одно предвкушение любви, один намёк на разделённую страсть, на обладание мужчиной.
Сейчас попадья кокетничала с молодым офицером напропалую. Надежда поддержала эту её игру. Они обсуждали план нового свидания. Но, как назло, корнет Александров не мог сегодня принять ни одного предложения влюблённой дамы. То он уезжал со своим взводом в поле, то командир эскадрона вызывал к себе на совещание всех офицеров, то огнестрельное оружие нижних чинов требовало срочной проверки.
На следующий день утренняя беседа за кофе тоже затянулась. Хозяйка, сев к постояльцу на постель, взяла его за руку, увидела у него на мизинце золотое кольцо и стала просить себе его на память. Надежда смутилась. Кольцо было подарено ей Лизой Павлищевой и напоминало о трогательной детской дружбе дочки подполковника.
Когда они обе, занятые разговором, разглядывали кольцо, послышался гневный голос отца Максимилиана, стоявшего у приоткрытой двери:
— Что это значит, друг мой? Ты сидишь у господина офицера, а я ещё не завтракал!
Попадья бросилась из комнаты вон, молнией проскочила мимо своего дебелого супруга, причитая:
— Ах, прости, душа моя! Сейчас, сейчас всё будет готово!..
На учениях взвода, где сегодня отрабатывали атаку рассыпным строем, Надежда изрядно устала. Она отправила солдат в деревню с унтер-офицером, а сама поехала за шесть вёрст в Карпиловку на обед к эскадронному командиру. У деревенской околицы на дороге она разминулась с одноконной повозкой, которой правил отец Максимилиан. Надежда вежливо откозыряла ему.
Он же ехал с суровым видом и едва кивнул в ответ.
— Знаешь, зачем приезжал ко мне святой отец, твой квартирный хозяин? — с порога огорошил её вопросом Подъямпольский.
— Нет.
— Он подал на тебя жалобу. Ты бесцеремонно, на глазах у всех домогаешься его молодой жены...
— Вот болван! — рассердилась Надежда. — Ну как я могу это делать? Сам играет на скрипочке, вместо того чтобы исполнять супружеские обязанности. А его красавица совсем ошалела и мне проходу не даёт!
— У неё есть какие-нибудь особые просьбы или пожелания? — осведомился штабс-ротмистр.
— Естественно! Желаний у неё много. Она моложе отца Максимилиана лет на тридцать, хочет завести ребёнка, а у пастыря с этим не очень-то...
— Александр! — Её эскадронный командир был совершенно серьёзен. — Но почему ты не сказал мне сразу? Армия должна отвечать на все запросы населения, которое предоставляет ей бесплатно кров и стол. Конечно, ты не можешь. Но я бы сейчас же поселил у них Цезаря Торнезио. Не представляешь себе, сколько вдов и замужних дам, озабоченных поисками любви, остались в полном удовлетворении от встреч с нашим милым французом!
— Вот как? — удивилась Надежда. — А по нему не скажешь...
— Просто ты знаешь его не с той стороны, — ответил ей Подъямпольский и добавил: — Как и он тебя...
Они посмотрели друг на друга внимательно. Ей давно казалось, что Пётр Сидорович Подъямпольский, холостой тридцатилетний дворянин из села Ухоры Рязанской губернии кое о чём догадывается. Ещё в Мариупольском полку он вёл себя с ней по-особому. Всегда был предупредительно вежлив, не позволял в её присутствии ни одного бранного слова, даже вполне обиходного «чёрт побери». |