Возникло некоторое оживление в зале, люди подтягивались к информационным табло, запрокидывали головы в ожидании новой информации. Одно табло находилось рядом с кафе и было хорошо видно всем посетителям, цифры на сплошь красных строчках мигнули, поменялись, вызвав в рядах пассажиров громкие разочарованные возгласы. Колокольцами прозвучал сигнал включения громкого оповещения, и спокойный приятный женский голос принялся монотонно перечислять рейсы и время их очередной задержки.
Это, знаете, как-то раздражало — на фоне безнадежного ожидания стольких людей, застрявших здесь неизвестно насколько, такой милый ровненький голосок.
— Вот же, черт! — присоединилась к всеобщему негодованию Кира.
— Вы встречаете или улетаете? — спросил сосед по столику.
— Встречаю, — вздохнула она горестно-безнадежно.
— Вот и я встречаю, если это можно так назвать, — поддержал пессимизм соседки мужчина.
— А вы какой рейс ждете? — оживилась Кира и наконец-то удостоила соседа заинтересованным взглядом.
И… забыла дышать, схлопотав мгновенный шок от узнавания! Может, и рот открыла, и глаза выпучила неосознанно, хорошо, он не видел, отвлеченный официанткой, размещающей на небольшом пространстве столика Кирин заказ. А Кира…
Дышать она вспомнила, и даже рот закрыла, и с первым шоком справилась, но, как ни старалась, совладать с рвущейся улыбкой не могла! Вот не могла и все!
И осмыслить и поверить не могла никак, что вот так просто сидит с ним за одним столиком! Вот реально! В жизни! И так запросто, так близко!
— Я встречаю триста двадцать пятый из Москвы, — ответил объект шокового узнавания на ее вопрос, как только расстановка тарелок была закончена и отошла официантка.
— Я тоже, — радостно, как праздничную речовку, произнесла Кира и, не удержавшись, звеня голосом и сияя глазами, сообщила: — Вы Николай Крайнов!
Выражение его лица мгновенно изменилось! Из дружелюбного товарища по несчастью он сразу превратился в отстраненного холодного мужика, дистанцировавшегося на километры жизни. Сосед недобро глянул на нее и неприязненно спросил:
— Мы встречались?
— Да! — радостно улыбалась Кира.
— Это вряд ли, — холодил тоном мужчина, только что не кривясь от досады. — У меня хорошая память на лица, вас я не помню.
Сказал, подчеркивая дистанцию между ними, даже движение корпусом сделал весьма однозначное — встать и уйти, подальше от внимания девушки, явно навязчивой.
Она помнила, когда у него делалось такое выражение лица.
В той, другой его жизни, когда Николай давал многочисленные интервью, у него всегда лицо становилось таким — отстраненным, предупреждающе холодным, словно заледеневшая маска, если журналисты задавали ему нетактичные или откровенно наглые вопросы о личной жизни. Он изменился с того времени и выглядел старше своих лет, не в том смысле, что потертый и постаревший раньше времени, а словно мудрость какую-то приобрел, тайну познал, преодолев испытания нелегкие. Наверняка так оно и было.
А Кира, догадавшись о направлении его мыслей и возникших предположений на ее счет, развеселилась еще пуще:
— Да вы не беспокойтесь, Николай, я не принадлежу к числу ваших бывших девушек и многочисленных поклонниц. Мы познакомились с вами чуть раньше вашей мировой славы, — все улыбалась и улыбалась она, не обращая внимания на неприкрытую холодность и нежелание мужчины беседовать дальше. — Мне было четырнадцать лет, вам шестнадцать, и вы катали меня на велосипеде в дачном поселке и, кажется, были в меня влюблены!
Он остановился, уже почти поднявшись из-за стола, сел обратно, внимательно присмотрелся к ней, видимо, вспомнив что-то такое из изложенных ею фактов, и удивленно спросил:
— Вы Кира?
— Да! — она кивнула, продолжая излучать радость. |