Я закрыла глаза и в ужасе дернулась. Вновь открыв глаза, обнаружила, что подняться не могу. «Наверное, я умерла». Эта мысль меня почему-то обрадовала. Но... надо мной белел обшарпанный Юлькин потолок, сквозь стены раздавался грохот, похожий на землетрясение. «Ремонт», — догадалась я.
Скосив глаза на живот, увидела Юльку, бессовестно храпящую поперек меня. Ее левая нога лежала на моих одеревеневших
ногах, а правым локтем она давила мне на горло.
— Никакой совести у людей! — хотела сказать я, но лишь захрипела.
Юлька так усердствовала, что если бы она не спала, то я бы решила,что подружка собирается меня придушить. Собрав последние силы, я сбросила с себя брак Юлькиных
родителей, она недовольно вскинулась, открыла один глаз и ошалело уставилась на меня:
— Ты кто? — Она с усилием открыла второй глаз и вскрикнула: — Ой!
— Конь в пальто! — Я принялась хохотать, вернее, булькать.
Юлька выглядела так уморительно, что мне пришлось встать и выпить воды, чтобы вдоволь посмеяться.
— Только и может ржать, что твоя кобыла, — укоризненно сказала Юлька, когда немного очухалась.
Из соседней комнаты раздался недовольный Ленкин голос:
— Чего блеете, как жеребцы, в шесть утра?
Мы с Юлькой переглянулись и захохотали вместе:
— Ленка, жеребцы не блеют! Они ржут!
Выдав эту поправку, Юлька уставилась на меня, смутно подозревая, что в чем-то у нас ошибочка вышла. Смеяться я больше не могла, а только выла и икала и никак не могла остановиться.
— Вам виднее. — В дверь просунулась лохматая Ленкина голова. — Вы у нас по жеребцам специалисты. И какой это гад в шесть утра ремонт затеял?
— Ой, девчонки, мы прям как раньше! Помните? — Юлька счастливо закатила глазки.
— Помним, — сказала Ленка. — Сволочные у тебя соседи. Чего сегодня делать будем?
— Вот всегда ты, Ленка, все испортишь, — вздохнула Юлька. — У тебя дела?
— Если нужно, я позвоню, отпрошусь.
— Тебя отпустят?
— Однозначно.
— Аты, Алька?
— Вообще-то, мне в галерею надо.
Ленка решительно заявила:
— Сначала позвонишь Андрею Дмитриевичу, потом решим.
— Он в семь встает, — сказала я. — Надо дать ему проснуться, а то брякнет спросонья чего-нибудь не то.
— Он тебе все еще названивает? — спросила Юлька.
— Ага. Раз в две недели точно. И гонора не осталось. «Алечка, Аленька!» — передразнила я бывшего мужа.
— А свекровь чего?
— А ничего. Он человек воспитанный, богатый. Ему можно.
Она ведь, знаешь, что решила? Что, если я от такого богатого ушла к Антошке, значит, чего-то мне этакое нужно от него, от захребетника. Видно, думает, что я на гонорары от его бессмертных произведений рассчитываю. Не понимает, что благодарное человечество может достойно оценить его только в одном случае: если он угомонится и сочинять перестанет... Так что Андрей Дмитриевич — друг семьи. Она за него Светулю ладится отдать.
— Да ну! Вот дура-то! — удивилась Юлька.
— Да она баба деловая, пусть попробует.
— А ты допустишь?
— Конечно, нет. — Я улыбнулась улыбкой кобры. — Обойдется золовка. Много денег ей иметь вредно.
* * *
Позвонив в начале восьмого Андрею Дмитриевичу, я узнала от Саши, что тот уже три дня как за границей, вернётся через неделю, а про меня никто ничего не спрашивал. Услышав мой голос, Саша явно обрадовался и был не прочь поболтать еще. Но я с ним распрощалась, пожелав всего самого наилучшего и пообещав заглянуть в гости.
За завтраком мы обсуждали дальнейшие наши действия. |