Изменить размер шрифта - +
Вот, что огорчает меня более всего. Однако есть ещё кое-что. В процессе написания этого письма мне представилась возможность сделать важные открытия о себе и теперь я ещё более чувствую себя у вас в долгу, поскольку вижу, что вы ответили мне добром на зло, причинённое вам мною. Тридцать пять лет тому назад я раззявил рот и отпустил в ваш адрес грубую шуточку и вот теперь такой итог: взаимопонимание.

Однако вернёмся к той реальной ситуации, в которой я ныне пребываю: малоприметный, болезненный старикашка, оторванный от всех друзей и близких, ожидающий своей очереди на экстрадицию, с перспективами, среди которых даже самые пессимистические не покажутся чрезмерными (дадут ли мне хоть раскладушку в палате моей матери, если я объявлю себя больным и немощным?). Этой зимой слоняясь по Ванкуверу, я раздумывал, а не заняться ли мне составлением сборника крылатых цитат – заставить мою судьбу-злодейку, так сказать, расплатиться за всё. Беда в том, что я сейчас слишком деморализован для такой работы и не в силах привести свои мысли в порядок. Увы, пока я бродил туда-сюда между домом и супермаркетом в сознании навязчиво всплывали лишь обрывки цитат, которые я читал или помнил ещё откуда-то. По магазинам здесь я хожу лишь от нечего делать, да только вот канадские супермаркеты сильно морочат мне голову – организованы они не так, как наши, хотя ассортимент товаров в них победнее. Такие продукты, как салат-латук и бананы здесь дороги донельзя, а вот деликатесы вроде мороженого лосося сравнительно дешевы. Но что мне делать с огромной мороженой рыбиной? В духовку мне её не запихнуть, а резать на куски с моими-то артритическими руками тоже не под силу. Всевозможные идиоматические выражения, крылатые эпиграммы или в сердцах невольно сорвавшиеся у кого-то с языка фразы приходили мне в голову и бесследно исчезали. Например, реплика Клемансо в адрес Пуанкаре, о том, что "он – гидроцефал в лакированных ботинках". Или ответ Черчилля на чей-то вопрос относительно королевы Тонга, прибывшей  в карете на церемонию коронации Елизаветы Второй: "Как вы думаете, этот малый в адмиральском мундире, что рядом с ней, – её супруг?" "Думаю, он – её завтрак." Или Дизраэли на смертном одре, которому сообщили, что королева Виктория желает его видеть и ждёт в гостиной, отвечает камердинеру: "Видимо, её величество просто хочет, чтобы я передал записочку её дражайшему Альберту." Подобными вещами можно было бы просто наслаждаться, если б они не были так навязчивы и не сопровождались неким тревожным ощущением, что от меня теперь ничего не зависит.

– Вы выглядите каким-то бледным и изможденным, профессор Икс.

– Я тут обменивался мнениями с профессором Игрек, после чего чувствую себя совершенно опустошенным.

Увы, это ещё не самое худшее – куда больше треплют нервы мне каламбуры, прекратить играть в которые я не в силах. "Она – женщина, вставляющая слово 'dish' (блюдо) в слово 'fiendish' (адский)." "Он – мужчина, вставляющий слово 'rat' (крыса) в слово 'rational' (рациональный)." Слово 'fruit' (плод) в слово 'fruitless' (бесплодный). Слово 'con' (обман) в слово 'icon' (образ). Такие вот забавы деградирующего рассудка, мисс Роуз. Возможно, подобные проявления являются следствием повышенного кровяного давления, либо они – побочный эффект борьбы в одиночку с гигантской государственной правоохранительной системой (которая отвяжется от меня только после смерти). Следовательно, ничего удивительного в том, что я провожу столько времени с почтенной миссис Грейсуэлл. В её изысканной, набитой мейсенским фарфором, гостиной я чувствую себя вполне уютно, даже невзирая на неудобные стулья. Вдовствующую уже сорок лет и следующую чудным правилам, её вполне устраивало моё общество. Очень немногие из её посетителей желали беседовать о Святом Духе, в отличие от меня, который готов всерьёз задуматься над загадочными и интригующими толкованиями, которые она предлагает.

Быстрый переход