Нам часто кажется, что мы идем по жизни в одиночку. Это не так. Вместе с нами незримыми и стройными рядами шествуют по жизни все те, кто любил нас и кого любили мы. Мы никогда не бываем в одиночестве — ведь у наших ангелов-хранителей вполне узнаваемые лица. Здравствуй, бабуля. Дед, привет! Друг мой, я помню о тебе. Я скучаю по тебе, друг мой…

Лили Роуз Чэдвик выскользнула из стеклянных дверей террасы бесшумно, как сама смерть. Кинулась в белесую мглу, растворилась в душном мареве. Старый дом настороженно молчал.

Дик Хантер с трудом разлепил тяжелые веки. В голове стреляло и барабанило, перед глазами то и дело мелькали золотые сполохи, в горле стоял противный сгусток дыма и блевотины пополам с невысказанными ругательствами…

Он лежал на полу мастерской, спеленатый тонким капроновым жгутом, тем самым, который он припас для Тиля Рикмана. Ноги были притянуты сзади к копчику, руки вывернуты и скручены, еще одна петля охватывала шею. Простой, но эффективный способ — при малейшем движении жертва неминуемо причиняет себе дикую боль в той или другой части тела.

Он лежал на боку, а прямо перед ним стоял небольшой натюрморт — несколько динамитных шашек, связанных изолентой и соединенных тонким проводком. Другой конец проводка тянулся куда-то под Дика — он видел, как красная тонкая змейка утекает под него, теряется в пыли…

Очень болела голова. Судя по всему, на нее уронили тонну чего-то твердого и тяжелого. Хотя… если тонну… то можно и легкого — все равно же тонна?

Он засмеялся собственным дурацким мыслям, и эхом откликнулся ему чужой смех откуда-то из угла мастерской.

Дик извернулся, насколько мог, посмотрел в темный угол…

Он был совсем мальчишкой, этот ужасный Тиль Рикман. Никаких двадцати лет ему дать было нельзя, и восемнадцати нельзя, и даже шестнадцати… ну с трудом. Белобрысый, худощавый, высокий, но очень узкоплечий. Редкий белый пух на подбородке. Голубые, почти бесцветные глаза, очень маленькие зрачки. Волосы коротко стриженные, на затылке чудом, как и у всех этих тинейджеров, держится бейсболка. Бесформенная куртка, клетчатая рубашка-ковбойка, под ней светлая футболка. Джинсы из новомодных — когда гульфик болтается на уровне колен, а исподнее вылезает сверху. Кеды. Почти невинный взгляд. Дик вдруг представил, что чувствовали те ребята, перед кем этот ангел смерти появлялся в их последний миг и сообщал, что сейчас убьет их… Да, трудно поверить. В образ компьютерного гения он вполне вписывается, а вот в образ убийцы — вряд ли. Правда, от этого только страшнее. Дик с трудом разлепил ссохшиеся губы.

— Воды… дай…

Тиль Рикман засмеялся веселым мальчишечьим смехом.

— Хантер, ты пошлый человек. Этот пример описан на первых страницах полицейского учебника. Неужели ты думаешь, что я его не читал? Я ведь собирался охотиться на копов — конечно же я изучил его от и до. Я не дам тебе пить, солнышко. Еще я не поведу тебя по нужде — можешь обоссаться прямо здесь, это ведь твой дом, не мой. Кроме того, можешь не затруднять себя ловкими психологическими ловушками насчет твоей бабы — она все равно никуда не денется. Спряталась в доме — ну и пусть сидит боится. Я не собираюсь ее искать.

— Тиль, холм окружен.

— И что? Это повод отпустить тебя? Я же сказал, Хантер, мне плевать, что будет потом. Вы все придумали неправильно — вы решили, что кто-то хочет повторить подвиги Немо. Да мне плевать на его подвиги! Я был против, если хочешь знать. Слишком много показухи, слишком мало толку, а за квартиру надо было платить, тачку — ремонтировать. Жрать надо было — но Аксель паче всего заботился о своей репутации. Он был умнее — тут я не спорю.