|
Случалось, в конце недели управляющий отводил меня в сторону и говорил: «Все было прекрасно, вы, без сомнения, хороший скрипач, но, понимаете, это не наш жанр!» И я уходил. Комнаты, которые я снимал, выглядели все более мрачными. Костюмы мои становились все более поношенными. Мои любовницы на один вечер, послушав мою игру, шептали: «Да, весельчаком тебя не назовешь!» Я прекрасно понимал, что ждет меня впереди. Расстаться со скрипкой? Я уже предпринимал такие попытки. Но скрипка вскоре снова завладевала мной. Зарабатывать себе на жизнь уроками? Но я не умел преподавать. Нельзя научить тому неуловимому, что подсознательно живет в тебе, постоянно присутствует в твоей душе. Возможно, я мог бы играть в ансамбле. Но тогда пришлось бы ходить на репетиции, сносить капризы руководителя. Нет. Я так привык к вольной жизни, что, доведись мне вести упорядоченную жизнь, чувствовал бы себя как в тюрьме. Я взялся было сочинять музыку. Но создать нечто возвышенное у меня не хватало таланта, а коммерческая музыка была мне противна. Впрочем, к чему оправдываться? Мой корабль сел на мель. Я потерял управление и даже не испытывал желания крепко взяться за руль. Есть своя прелесть в том, чтобы чувствовать себя потерпевшим кораблекрушение.
Именно в такой момент этот человек и появился в первый раз. Я тщетно пытаюсь припомнить, что же привлекло к нему мое внимание? Быть может, он уже несколько дней следил за мной? Быть может, он заметил меня в «Джамбеу», где я играл вместе с одним жалким пианистом в часы аперитива и по вечерам? Поскольку в ту пору я ел очень мало, то пьянел от первой же рюмки и не очень четко воспринимал окружающее. Я походил на рыбу, которой сквозь стекло аквариума видны лишь неясные очертания движущихся предметов. Все окружающее ко мне отношения не имело. Это был мир, куда я не собирался возвращаться. Я играл. Ждал момента, когда смогу уйти. Закончив выступление, я с футляром под мышкой отправлялся к себе в гостиницу на улице Аббатис или же доходил до ярко освещенной площади Клиши, чтобы в одной из закусочных съесть сандвич. Он сидел за третьим от меня столиком, и до меня вдруг дошло, что я уже где-то видел его. Должно быть, не отдавая себе в этом отчета, я заметил его в толпе, и теперь это лицо показалось мне знакомым. Я вгляделся в него внимательней. Теперь я уже не сомневался, что встречал его. Это был мужчина лет пятидесяти, одетый без претензий, крепкого и даже плотного телосложения. Во всем его облике было что-то тяжеловесное, деревенское, но огромные мешки под глазами придавали ему вид человека, который многое пережил, передумал. Волосы подстрижены бобриком. Он курил длинную, очень тонкую сигару, пепел с нее время от времени сыпался ему на галстук, на что он не обращал внимания. Похоже, иностранец. С июля месяца на Монмартре полным-полно туристов, которых ожидают стоящие вдоль Бульваров огромные сверкающие автобусы. Я тут же забыл и думать об этом человеке. На следующий день я увидел его в «Джамбеу». Он пил пиво и читал газету. И ни разу не повернул голову в мою сторону. Музыка не интересовала его. В перерыве я проглотил стаканчик виски и тут же снова позабыл о нем. Я играл, как робот, ни о чем не думая. Мне было жарко. И я очень устал. В полночь я оправился восвояси. Он вышел вслед за мной. Простое совпадение? Я заметил, что он высокого роста, сутуловатый, с фотоаппаратом через плечо. Возможно, он был голландцем. Я пошел по бульвару. Незнакомец перешел на другую сторону улицы и вскоре скрылся из виду. Где я мог его видеть? Я уже не сомневался, что лицо его мне знакомо. Но столько лиц всплывало в моей памяти! Перед моими глазами промелькнуло за эти годы столько незнакомых лиц! Однако же эти мешки под глазами… Я лег. Мои обычные думы долго не давали мне уснуть. В нашем квартале я задолжал буквально всем. Мой ангажемент кончался через две недели. Я бы смог еще заплатить за комнату в гостинице и рассчитаться с прачечной. Но как быть с другими долгами? Я услышал, как возвращается моя соседка. |
