|
Домой частенько возвращался поздно. А оружие привык носить еще с войны… Я не стал останавливаться на всех этих мелочах, они и без того ясны… Итак, я продолжаю. «В два часа Бельяр приезжает на завод так, как будто едет прямо из дому. Он встречает своего коллегу Ренардо. Леживр уже занял свой пост. Преступления никто не обнаружил. Бельяр верит, что все обойдется. Цилиндр он так или иначе вернет, в честности и патриотизме Роже Бельяра никто не усомнится. А это-то как раз и поможет отвести всякое подозрение. И вдруг — выстрел. Тяжело раненный Сорбье пришел в сознание. Он слышит шум во дворе. Сорбье пытается позвать на помощь. В руках у него оружие, и, чтобы привлечь внимание, он приподнимается и стреляет в открытое окно. Но, потеряв много крови, он умирает, падая лицом вперед. Все последующее понять легко: пока Ренардо спешит к кабинету Сорбье, Бельяр наклоняется над убитым, забирает револьвер и компрометирующую его гильзу. А если револьвер с барабаном, он и от этого избавлен. Всего одно движение, и теперь для всех станет очевидно, что Сорбье убит выстрелом, который слышали три свидетеля. У Бельяра абсолютно безупречное алиби, такое же точно, как у Ренардо и Леживра».
— Довольно, — произносит Бельяр. — Довольно… Да, это я… Да, все произошло так, как ты описываешь… Я больше не могу. Он хотел поставить стакан на стол. Но стакан опрокинулся, покатился и, упав на пол, раскололся на три части. Марей не мог оторвать глаз от этих сверкающих осколков. Бельяр дышал тяжело, как загнанный. — Если бы ты знал… — сказал он и, закрыв руками лицо, без сил рухнул на диван, сотрясаясь от рыданий. Марей наклонился над ним. — Роже, старина, успокойся… — Я ничего этого не хотел, — бормотал Бельяр. — Я был вынужден… Он медленно поднял голову, выпрямился, опираясь на вытянутые руки. — Не знаю, как я до этого дошел, — снова начал он более твердым голосом. — Да, я любил ее, ах, как я ее любил! Но против Сорбье я ничего не имел. И если бы он не стал мне угрожать… — Что ты сделал с его револьвером? — С револьвером? — Ты же не оставил его у себя? — Нет. В тот же вечер я бросил его в Сену. Марей принес другой стакан и налил немного виски. — Выпей… Вот так!.. А теперь рассказывай остальное. — Это уже не имеет значения. — Для меня имеет… Когда ты сказал Линде правду? Когда вы вместе поехали в Институт судебной медицины? — Да. — Как она к этому отнеслась? — Сказала: «Теперь я свободна». — Понимаю. А ты не был свободен. Уже не был. У тебя родился сын. — Да. — Для нее-то было безразлично, что она потеряла мужа… А ты не хотел оставлять малыша. — Я и не подозревал, что ребенок может до такой степени захватить… так… — Вот видишь, я был прав, — заметил Марей. — Для нее это было важнее, чем для тебя. Она во что бы то ни стало решила сохранить тебя. Бельяр кивнул. — Но вы еще не знали, каким образом твое любовное письмо попало в руки Сорбье, — продолжал Марей. — Это я надоумил Линду? — Да. Когда ты спросил ее, знает ли она некого Рауля Монжо, она испугалась… — Я помню, — прервал его Марей. — Она притворилась, будто услышала шум в вестибюле, чтобы дать себе время подумать. И так как она была очень умна, лгать не стала. Рано или поздно я все равно узнал бы, что Монжо работал у них. |
