— И что же я так сильно помню, что это пересилило твое влияние в самом конце нашего совместного существования? — Грубер очень осторожно уложил инструменты в рюкзак, закрыл его и только после этого повернулся к Зине, прищурившись, глядя на нее в упор.

— Ты помнишь гибель этой нелепой девчонки, Занозы, — Зина не стала отводить взгляд, как сделала бы на ее месте любая другая женщина. Их взгляды скрестились, и Груберу показалось, что послышался звук, как будто это скрестилась сталь. — Признайся, эта гибель произвела на тебя даже большее впечатление, чем осознание того, что Снегирь может быть следующим.

— Следующим где? — упомянутый Снегирь приподнял голову и уставился мутным взглядом на Грубера, который смотрел на Зина, так плотно сжав губы, что они превратились в тонкую линию. — О, размолвка в раю?

— Заткнись, тебе нельзя слишком много болтать, — процедил Грубер, и отвел взгляд, склонившись над ранами Снегиря, которые под воздействием бешенной регенерации, присущей всем населяющим Улей живым или условно-живых существам, уже начали рубцеваться. — Давай оттащим тебя на кровать, а то еще занозишь что-нибудь, лежа на этом столе.

— Что здесь происходит! — рев хозяина, раздавшийся от двери, не произвел на рейдеров и Зину никакого впечатления. Грубер только покосился в ту сторону, продолжая придерживать Снегиря за талию, стаскивая со стола. — Вы будете мне отвечать?!

— Справишься сама? — негромко спросил Грубер у Зины. Она только кивнула, крепче прижимая к себе начавшего сползать на пол Снегиря. — Я здесь разберусь и пойду девчонку поищу, что-то она, похоже, заблудилась, если, конечно, с ней ничего не произошло. — Подхватив рюкзак, он направился к Михалычу, бросив всего один взгляд назад, чтобы убедиться в том, что Зина со Снегирем передвигаются довольно резво и уже достигли лестницы. Остановившись напротив кваза, Грубер медленно проговорил. — Не пойми меня неправильно, Михалыч, и не обижайся, но за то недолгое время, которое мы с друзьями здесь находимся, нас пытались избить, убить, последнее — так несколько раз, ограбить, и когда Снегирь решил воспрепятствовать отнятию у нас всего честно нажитого, его снова едва не убили, и, заметь, все это так или иначе вертится вокруг твоего бара. Не замечаешь в этом определенные тенденции? Нет? А они есть, Михалыч. Почему-то я привык считать стабы этакими островками относительной безопасности. Вот только здесь мне никак не удается почувствовать эту самую безопасность. Ничего не хочешь мне по этому поводу сказать? — Михалыч молчал, возвышаясь над Грубером как скала, и это молчание стало уже напрягать, причем настолько, что Грубер, рука которого в этот момент находилась на автомате, потянулась к предохранителю. Было не понятно, заметил Михалыч это движение или нет, но он покачал головой и проговорил.

— Да не хватайся ты за ствол, сам понимаю, что не слишком красиво все это выглядит, но, то ли вы такие неудачники и притягиваете к себе неприятности, то ли сами их провоцируете, но с вами, ребята, действительно что-то странное происходит. Вот только, люди иногда пропадают. Просто так, вроде не собирался никуда, и даже лихоманки у него никто не видел, даже самого ее начала, и вдруг раз, и исчез. И вроде бы сильно не заметно, да и живем-то где, в Улье, а осадочек остается. И тут вы нарисовались хер сотрешь, и разные гадости начали проявляться все чаще и чаще. Я не знаю, что происходит, веришь ты мне или нет, Грубер, но стаб этот действительно один из самых безопасных в плане зомбаков. Так, приблудные иногда попадаются, пытаются мимо охраны пройти, да только мозгов-то у них давно нет, вот и становятся этакими развлечениями для ребят, в плане пострелять, или еще как в их умерщвление потренироваться. Не нравится что-то зомбакам тут. Что-то их отсюда отталкивает. А что ты про вора говорил?

— Нас, похоже, пытались ограбить, только брать у нас особо нечего, а что есть, то с собой носим.