Возвращаясь через сырой, воняющий мочой холл к себе в комнату, Денни подумал: «Следующего понедельника ты уже не увидишь, детка».

Детка, слов нет, хороша. Правда, спустя несколько недель, проведенных на кладбище, вряд ли она будет также соблазнительно выглядеть.

Когда ей было лет восемь, она начала ходить сюда с Ренатой. Несмотря на протесты Майлса, Рената устроилась работать на неполный рабочий день в магазине готового платья на 72-ой улице, всего в двух кварталах от дома. А потом пожилой хозяин обратился к ней с предложением купить магазин. Нив живо представила Ренату, упрямо качающую головой в то время, как немолодой дизайнер предпринимал очередную попытку переубедить ее по поводу своих моделей.

"Когда женщина садится в этом платье, оно задирается, " — говорила Рената. Когда она сердилась, ее итальянский акцент становился заметнее. «Женщина должна надеть платье, посмотреться в зеркало, чтобы проверить, не спустилась ли на ее чулке петля, и после этого вообще забыть, что на ней надето. Она должна ощущать одежду, как свою вторую кожу». Рената произносила «ко-ожу».

У нее был верный глаз на модельеров. У Нив до сих хранится брошь в виде камеи, которую один из них подарил Ренате — она была первой, кто стал продавать его модели. «Твоя мама дала мне „старт“, — часто вспоминал Джакоб Голд. — Прекрасная женщина; а как она чувствовала моду! Ты пошла в нее». Для Нив это была высшая оценка.

Пересекая с запада 7-ую Авеню, Нив пыталась разобраться, что же ее так тревожит. Это было очень неопределенное ощущение, но постоянное, как пульсирующее нытье больного зуба. Она отдернула себя: «Скоро я буду, как те полные суеверий ирландцы, которые всегда „чувствуют“ какие-то неприятности на каждом шагу».

В «Артлес спортвеар» она заказала льняные рубашки с подходящими к ним шортами «бермуды». «Мне нравятся пастельные тона, — бормотала она, — но к этим надо что-то необычное».

«Мы можем предложить блузу». Держа в руке блокнот для заказов, продавец указывал на вешалки, где были светлые нейлоновые блузки с белыми пуговицами.

«Ну, это больше подошло бы к школьному джемперу». Нив прошлась по комнате, потом заметила цветные футболки. «Вот это то, что мне надо». Она выбрала несколько разных цветов и приложила их к костюмам. «Это — к персиковому; эта — к лиловому. Теперь, кажется, все».

У Виктора Коста она нашла шифоновое платье в романтическом духе с вырезом — лодочкой, которое одиноко болталось на вешалке. И снова перед ее глазами встала Рената — Рената в черном бархате от Виктора Коста, собирающаяся с Майлсом на Новогодний вечер. На шее — подарок Майлса на Рождество — жемчужное ожерелье с букетиком из крошечных бриллиантиков.

"Мама, ты как принцесса, " — сказала ей Нив. Этот момент прочно отпечатался у Нив в памяти. Она так гордилась ими обоими! Майлс, подтянутый и элегантный, с шевелюрой, уже кое-где тронутой сединой, и Рената — тоненькая, с уложенными на затылке угольно-черными волосами.

На следующий Новый Год к ним пришли лишь несколько человек. Отец Дэвин Стэнтон, который получил сейчас сан епископа. Дядюшка Сал, тогда еще изо всех сил сражавшийся за звание кутюрье. Комиссар Херб Шварц, заместитель Майлса, с женой. Уже было семь недель, как не стало Ренаты...

Нив заметила, что продавец терпеливо ждет, стоя рядом. «Я ищу шерстяную одежду, — пояснила она, — Но сейчас уже не сезон, не так ли?»

Она сделала заказ, заскочила еще в три магазина, помеченные в ее списке и, как начало темнеть, отправилась повидаться с дядюшкой Салом.