У меня самого в десять съемка.
Вера задумчиво отщипывает кусочек круассана, запивает кофе. И то, и другое божественно вкусно. Невероятно красивый и сексуальный мужчина приносит ей свежую выпечку и варит обалденно вкусный кофе. Сказка просто. Да, бойтесь своих желаний, они осуществляются. Намечтала она вчера, однако. Если бы это было на самом деле так, как выглядело… Опять наползли воспоминания о начале их, так сказать, знакомства.
— Слушай, — прерывает ее размышления Стас, — а почему он тебя хомяком называет? У тебя даже по моим строгим и завышенным требованиям с фигурой полный порядок. Все на месте. Ничего лишнего. На хомяка не тянешь.
— Это моя… — тут до Веры доходит, что ей только что отвалили комплимент. Да еще какой! — фамилия, — смущенно заканчивает она.
— Твоя фамилия — Хомяк? — недоверчиво переспрашивает Стас.
— Да! — заносчиво отвечает Вера.
— А чем ты занимаешься? Каким деятелям полагаются такие импозантные агенты и звучные фамилии? — веселится Стас.
— Литературным, — огрызается Вера.
— Вера Хомяк, — протягивает он. — Ве-ра Хо-мяк. Нет, никогда не слышал.
— Кто бы сомневался, — фыркает Вера. — Я тоже про тебя ничего не слышала. А ты, значит, известный фотограф?
Он прихлебывает кофе и скромно пожимает плечами. Да, дескать, что уж тут поделаешь.
— И где можно взглянуть на твои работы?
— Да в любом журнале.
— Ага, — Вера поднимается с места, выходит из кухни. Возвращается с кипой журналов, кладет нас стол, — Покажи, пожалуйста. Мне любопытно взглянуть.
Стас берет несколько журналов. «Юность», «Новое время», «Дружба народов».
— А нормальных журналов у тебя нет? — Стас недовольно морщится.
— Это каких же? — недоумевает Вера.
— «Maxim», «Playboy», «XXL», «Медведь». Да хотя бы «Cosmipolitan».
Вера анализирует приведенный список. Да неужели… Губы сами собой растягиваются в ехидную улыбку.
— Значит, голых телочек снимаешь?
Стас бросает на нее косой взгляд. Формулировка его удивляет, да. Но не задевает. Он улыбается, и от его улыбки становится хорошо и нехорошо одновременно.
— И голых. И полуодетых. И совсем одетых. Разных снимаю… телочек.
Ой, зачем она это сказала. От его слов и взгляда все внутри скручивается в тугой узел. Н-е-е-е-т, это все водка вчерашняя виновата.
— Слушай, я передумал. Готов тебе помочь с фотосессией. По-соседски. В знак примирения и искупления.
— Э-э-м… — блин, ну где ее обычный «фонтан красноречия»?
— Не волнуйся, никакой обнаженки, — Стас делает стремительное неуловимое движение, и Верины очки остаются у него в руке.
Лицо Стаса оказывается неожиданно близко, его пальцы твердо охватывают Верин подбородок. Он медленно поворачивает ее лицо в стороны. Вера млеет, плавится, растекается лужицей по стулу. Вот они, рядом, эти восхитительные губы. А глазищи все-таки темно-синие. «Поцелуй меня!», — кричит все внутри.
— У тебя хорошее лицо, — как ни в чем не бывало Стас отстраняется. Протягивает ей очки. — Камера такие любит.
Вера надевает очки и встает со стула. Отходит к окну. Внутри все противно дрожит, так же, как и руки. Как унизительно стыдно. Лишь бы он не заметил.
— Ты, наверное, не обратил внимания. |