— Кто вы? Что вам нужно?

— Давай уедем, — попросила мама.

Папа высунул голову в окно машины:

— Мы к Эрлу Харлану. Я был другом Бо.

Мужчина нахмурился, потом кивнул и посторонился.

— Эрнт, может, не надо? — спросила мама. — У меня сердце не на месте.

Папа переключил передачу. Старенький автобус зафырчал и покатил вперед, подскакивая на камнях и кочках.

Они выехали на просторный грязный пятачок, там-сям торчали пучки желтеющей травы, по краям поляны стояли три дома. Или, скорее, хижины. Строили их явно из того, что оказалось под рукой, — фанеры, гофропластика, бревен. Школьный автобус без покрышек, но с занавесками на окнах утонул по ступицу в грязи. У будок рычали, лаяли и рвались с привязи тощие собаки. В железных бочках горел огонь, в небо поднимался столб черного дыма. Воняло жженой резиной.

Из хижин вышли люди в грязной одежде. Мужчины с ежиками или с длинными волосами, убранными в хвост, женщины в ковбойских шляпах. У каждого при себе ружье, а на поясе нож в ножнах.

Из бревенчатого дома с покатой крышей появился седой старик с допотопным пистолетом. Старик был тощий и жилистый, с длинной белой бородой. Он грыз зубочистку. Спустился на грязный двор, и собаки словно обезумели: принялись еще сильнее рваться с привязи, повизгивали, припадали к земле. Некоторые запрыгнули на будки и оттуда облаивали всех и вся. Старик прицелился в автобус.

Папа взялся за ручку двери.

— Не ходи! — Мама схватила его за руку.

Папа вырвался, взял бутылку виски, которую привез отцу Бо, и спрыгнул в грязь. Дверь за собой оставил открытой.

— Вы кто такие? — прокричал старик, и зубочистка запрыгала меж его губ.

— Я Энрт Олбрайт, сэр.

Старик опустил пистолет:

— Эрнт? Это вы? А я Эрл, отец Бо.

— Да, сэр, это я.

— Держите меня семеро! А это кто с вами?

Папа обернулся и махнул Лени с мамой, чтобы вышли из автобуса.

— Ничего не скажешь, хорошо придумал, — пробормотала мама и открыла дверь.

Лени вышла вслед за мамой и услышала, как чавкает под ногами грязь.

Обитатели подворья стояли и таращились на них.

Папа обнял маму и Лени:

— Это моя жена Кора и дочь Лени. Девочки, а это Эрл, отец Бо.

— Здешние зовут меня Чокнутым Эрлом, — сказал старик, пожал им руки, выхватил у отца бутылку виски и повел их в дом: — Идем, идем.

Лени с трудом заставила себя войти в тесную темную хижину. Воняло потом и плесенью. Вдоль стен тянулись ряды припасов: бутыли с водой, консервы, ящики с продуктами и пивом, стопки спальных мешков. Пространство у одной из стен целиком занимало оружие. Ножи, ружья, коробки с патронами. На вбитых в стену крюках висели старинного вида арбалеты и булавы.

Чокнутый Эрл плюхнулся на стул, сколоченный из досок от ящиков из-под керосина, открыл бутылку виски, поднес ко рту и отпил большой глоток. Потом протянул бутылку папе, и тот пил долго, прежде чем вернуть бутылку Эрлу.

Мама наклонилась и взяла старый противогаз, в коробке их было видимо-невидимо.

— В-вы коллекционируете военную атрибутику? — робко спросила она.

Чокнутый Эрл отпил еще виски, одним глотком едва не ополовинив бутылку.

— Нет. Это не для красоты. Мир сошел с ума. Приходится защищаться. Я приехал сюда в шестьдесят втором. И уже тогда в Нижних сорока восьми творилось черт знает что. Куда ни плюнь, везде коммуняки. После Карибского кризиса все тряслись от страха. В каждом дворе по бомбоубежищу. Я перевез семью сюда. Мы приехали с одним ружьем и мешком коричневого риса.