Лени с мамой последовали за ними. Чокнутый Эрл зашаркал следом, ворча на дочь: ишь, раскомандовалась тут.

На дворе их ждала кучка людей в потрепанной одежде — мужчин, женщин, детей, подростков, — и все не с пустыми руками.

— Меня зовут Клайд, — сказал мужчина с бородой, как у Санта-Клауса, и кустистыми бровями, которые нависали над глазами, точно козырьки от солнца. — Младший брат Бо. — Клайд протянул папе бензопилу в ярко-оранжевом пластмассовом футляре. — Я ее недавно наточил.

К ним подошли двое юношей лет двадцати и женщина, а с ними две чумазые девчонки лет семи-восьми.

— Это вот Донна, моя жена, близнецы Дэррил и Дейв. Наши дочки, Агнес и Марти.

Народу во дворе собралось немного, но держались все приветливо и дружелюбно. Все, кто пришел познакомиться с Олбрайтами, обязательно что-нибудь им дарили: ножовку, моток проволоки, листы пластика, рулоны изоленты, блестящий серебристый нож, который назывался «улу», с лезвием в форме веера.

Ровесников Лени не было. Единственный подросток, шестнадцатилетний Аксель, на Лени едва взглянул. Стоял в сторонке, метал ножи в дерево. У Акселя были длинные грязные черные волосы и миндалевидные глаза.

— Вам надо поскорее обустроить огород, — сказала Тельма, когда мужчины отошли к бочкам, в которых горел огонь, и принялись по очереди прикладываться к бутылке. — Климат здесь капризный. Бывает так, что в июне еще весна, в июле лето, в августе осень, а все остальное — зима.

Тельма отвела Кору и Лени на большой огород. От животных грядки защищала ограда из обвисших рыбацких сетей, привязанных к железным прутьям.

Овощи еще не созрели, кое-где из черных земляных холмиков торчали еле заметные пучки зелени. У самых сетей, вперемешку с кучками тухлой рыбы, яичной скорлупы и кофейной гущи, валялись комки какой-то дряни, похожей на водоросли.

— Вы умеете выращивать овощи? — спросила Тельма.

— Ну, спелую дыню от неспелой отличить сумею, — ответила мама.

— Ничего, я вас научу. Лето здесь короткое, так что сидеть сложа руки некогда. — Тельма взяла стоявшее на земле помятое железное ведро. — У меня осталась картошка и лук, я вам дам. Вы еще успеете их посадить. И еще я вам дам морковной рассады. И цыплят.

— Ну что вы, не стоит…

— Поверьте, Кора, вы понятия не имеете, какая долгая тут зима и как быстро она наступит. Мужчинам-то ладно, многие уедут работать на новый нефтепровод. А мы с вами, матери, останемся дома, и нам надо позаботиться о том, чтобы дети были живы и здоровы. Это не так-то просто, но вместе мы справимся. Мы всегда и во всем друг другу помогаем. Выручаем друг друга. Завтра я научу вас коптить лосося. Пора уже делать припасы на зиму, набивать погребок.

— Вы меня пугаете, — ответила мама.

Тельма коснулась ее руки:

— Мы сюда приехали из Канзас-Сити. Мама только и делала, что плакала. На вторую зиму ее не стало. Думаю, она сама себя уморила. Не вынесла холода и темноты. Женщина в этих краях должна быть закаленной, как железо. Нам тут рассчитывать не на кого — кроме нас, детей никто не спасет. Без воли к жизни здесь никуда. А еще нужно быстро всему учиться. На Аляске ошибаются один раз. Только один. Потому что второй станет последним.

— Как-то мы ко всему этому не готовы, — призналась мама. — Наверно, зря мы сюда приехали.

— Ничего, я вам помогу, — успокоила ее Тельма. — Мы все вам поможем.

Пять

Бесконечный световой день перевел внутренние часы Лени, и ей казалось, что она не поспевает за Вселенной, словно само время, единственное, что до сих пор не подводило, на Аляске текло иначе.