Изменить размер шрифта - +
Я прислушалась, но были слышны только звуки, доносящиеся с шоссе — скрип грузовиков и звонкие гудки едущих с большой скоростью фургонов. Я не знала, что меня напугало. Я всматривалась в темноту, поворачивая голову из стороны в сторону, пытаясь выделить осторожные звуки из тумана фонового шума. Я ждала, сердце стучало в ушах.

До меня донесся еле слышный музыкальный звук детского смеха. Тон был высокий, задыхающийся, как будто ребенка немилосердно щекотали. Я присела за густым кустом.

В дальнем конце стоянки появился мужчина, идущий в моем направлении, с ребенком на плечах. Его руки были подняты, отчасти, чтобы поддержать дитя, отчасти, чтобы его пощекотать, запуская пальцы одной руки ему между ребрами.

Ребенок прильнул к мужчине, хохоча и зарывшись пальцами в его волосы, его тело покачивалось в такт отцовской походке. Мужчина свернул в освещенный проход, который вел к автоматам со льдом и напитками. Я услышала знакомый звук выпадающей банки с колой. Двое появились, на этот раз держась за руки и оживленно беседуя. Я перевела дыхание, наблюдая, как они свернули за угол, к наружной лестнице. Они появились снова, на втором этаже, где вошли в третью от конца комнату. Эпизод окончен. Я даже не заметила, что вытащила пистолет, но куртка была расстегнута и он был у меня в руке. Я выпрямилась и убрала его. Сердце билось медленнее, и я стряхнула напряжение с рук и ног, как бегун в конце трудной гонки.

Я вернулась в свою комнату по узкой дорожке позади мотеля. Там было очень темно, но это казалось безопаснее, чем пересекать открытую стоянку. Я обогнула торец здания и открыла дверь, протянув руку и включив свет до того, как войти. Комната была нетронута, все точно так же, как я оставляла. Я заперла дверь и задернула шторы. Усевшись и сняв телефонную трубку, я заметила, что мои подмышки взмокли от пота, страх, как шоковое состояние после землетрясения. Прошло какое-то время, пока мои руки перестали дрожать.

Сначала я позвонила Айрин. Она сразу сняла трубку, как будто ждала у телефона.

— О, Кинси. Слава Богу.

— У вас расстроенный голос. Что случилось?

— Мне позвонили из дома престарелых около часа назад. У нас был долгий разговор с миссис Хэйнс раньше, сегодня днем, и мы договорились, что маму перевезут в санитарном самолете. У Клайда было очень много хлопот, чтобы поместить ее в дом престарелых здесь.

Это прекрасное место и довольно близко от нас. Я думала, она будет в восторге, но, когда миссис Хэйнс сообщила ей об этом, она как с цепи сорвалась. Ей пришлось дать успокоительное, но даже после этого она продолжает скандалить. Кто-то должен поехать и успокоить ее. Надеюсь, вы не возражаете.

Черт, подумала я.

— Ну, я не хочу с вами спорить, Айрин, но не могу поверить, что от меня может быть какая-то польза. Ваша мама не имеет ни малейшего понятия, кто я такая, более того, ей наплевать.

Когда она увидела меня сегодня днем, то запустила судном через всю комнату.

— Мне очень жаль. Я понимаю, что это неприятно, но просто не знаю, что делать. Я сама пыталась поговорить с ней по телефону, но она не говорит связно. Миссис Хэйнс сказала, что иногда медикаменты оказывают такой эффект на стариков, вместо того, чтобы успокоить пациента, они его взбудораживают. У них есть дежурная сестра, которая едет из Эль Сентре, чтобы заступить на смену в одиннадцать, но сейчас в отделении сумасшедший дом, и они умоляют о помощи.

— Боже. Ну, ладно. Я сделаю, что могу, но у меня нет никакой подготовки в этих делах.

— Я понимаю. Мне просто больше некого попросить.

Я обещала, что поеду в больницу, и повесила трубку. Я не могла поверить, что в это ввязалась. Мое присутствие в гериатрическом отделении будет таким же эффективным, как замок на дверях трейлера. Только форма, никакого содержания.

Больше всего меня раздражало подозрение, что никто бы даже не подумал, что на подобное согласится детектив-мужчина.

Быстрый переход