– Да, инспектор Коль, – ответил шарфюрер Грубер, не удосужившись посоветоваться с другими.

– Прекрасно. Фюрер будет гордиться вами. Сейчас я раздам распечатки. – Коль остановился, перехватив взгляд паренька в простой одежде, который держался чуть поодаль. – Еще один момент. Прошу отнестись к нему с деликатностью.

– С деликатностью? – нахмурился Грубер.

– Да. Это значит, не болтать о том, что я скажу сейчас. За помощью к вам я обратился по совету моего сына Гюнтера.

Несколько парней оглянулись на Гюнтера, которому Коль по телефону велел прийти к дому директора. Юноша сильно покраснел и потупился.

– Вряд ли вам известно, что в ближайшем будущем Гюнтер станет помогать мне в важных делах государственной безопасности, поэтому я не разрешаю ему вступать в вашу замечательную организацию. Он должен, так сказать, держаться за кулисами. Лишь так он сможет трудиться во славу родины. Прошу вас сохранить это в тайне. Договорились?

На Гюнтера Гельмут посмотрел без прежнего гонора, вероятно вспомнив игры в евреев и арийцев, в которые играть не следовало.

– Конечно, герр инспектор, – отозвался Грубер.

Коль заметил, что сын прячет улыбку, и скомандовал:

– Теперь всем построиться в ряд, я раздам распечатки. Шарфюрер Грубер и мой сын распределят вас по объектам.

– Так точно, майн герр. Хайль Гитлер!

– Хайль Гитлер! – Коль заставил себя вытянуть руку в салюте и вручил распечатки Гельмуту и Гюнтеру. – Так, еще один момент.

– Да, майн герр! – Гельмут вытянулся по стойке смирно.

– Строго соблюдать правила дорожного движения! Улицы переходить осторожно.

Казалось, она стесняется своего жилища в пансионе. Ни одного комнатного растения, голые стены, колченогая мебель: Кэт либо домовладелец передвинули все, что получше, в сдаваемые комнаты. Личных вещей Пол тоже не увидел. Возможно, Кэт их заложила. Солнечный свет, отраженный окном дома напротив, падал на выцветший коврик в форме трапеции.

По-девичьи засмеявшись, Кэт обняла Пола и крепко поцеловала.

– Ты пахнешь по-другому. Мне нравится. – Кэт понюхала его лицо.

– Кремом для бритья?

– Да, пожалуй, им.

Пол использовал немецкий крем, который нашел в уборной, вместо своего «Берма шейв» из страха, что охранники на стадионе почувствуют незнакомый запах американского крема и заподозрят неладное.

– Очень приятно.

На кровати Пол увидел один-единственный чемодан, на голом столе – томик Гёте и чашку некрепкого кофе. На поверхности плавали белые комки, и Пол спросил, есть ли в Германии особые гитлеровские коровы, которые дают гитлеровское молоко.

Кэт снова засмеялась. Она, мол, слышала, что среди гитлеровцев немало ослов, а вот про эрзац-коров пока не говорилось.

– Даже настоящее молоко сворачивается, когда теряет свежесть.

– Мы уезжаем сегодня, – объявил Пол.

– Сегодня? – хмуро переспросила Кэт и кивнула. – Значит, «немедленно» ты сказал на полном серьезе.

– Я приду сюда за тобой в пять.

– А сейчас куда направляешься?

– Брать последнее интервью.

– Удачи, Пол! Потом с удовольствием прочту твою статью, даже если она… ну, о черном рынке, а не о спорте.

Кэт пронзила его многозначительным взглядом. Она женщина умная и наверняка подозревает, что Пол не только статьи пишет, а, как половина берлинцев, занят чем-то полулегальным. Следовательно, она уже приняла его «с изнанки» и не расстроится, если он впоследствии расскажет ей правду о своем задании.