Эрнсту нравилось фотографировать. Себе он купил несколько «леек», а для Руди планировал приобрести американский «кодак», которым пользоваться проще, чем немецкой прецизионной фототехникой. Часть семейного отдыха полковник уже отразил на снимках, особенно подробно – поездки в Берлин и Будапешт, вылазку в Шварцвальд и сплав по Дунаю.
– Отлично, можем начинать, – объявил фотограф.
Сначала Гитлер пожелал сделать портрет с Руди. Он посадил мальчишку на колени, смеялся и болтал с ним, как добрый дядюшка. Затем началась запланированная фотосессия.
Эрнст радовался, что Руди весело, но в душе нарастала досада. Зачем привлекать столько внимания? Если честно, проведение Олимпиады в Германии он считал серьезным тактическим промахом. Перевооружение во всем его многообразии следовало держать в секрете. Разве не заметят иностранцы военный потенциал Германии, который наращивается день ото дня?
Полыхнули вспышки, камера запечатлела политических лидеров Третьего рейха улыбающимися, задумчивыми или хмурыми. В перерывах между снимками Эрнст разговаривал с Руди или стоял один, сочинял письмо фюреру о Вальдхаймском исследовании, решал, о чем сказать, о чем – нет.
Порой всем не поделишься…
В дверях появился охранник-эсэсовец, перехватил взгляд Эрнста и позвал:
– Герр министр!
Обернулись сразу несколько человек.
– Герр министр Эрнст!
Геринг разозлился, а полковник позабавился: официально-то он не государственный министр.
– Что случилось?
– Майн герр, вам звонит секретарь Густава Круппа фон Болена. У него для вас срочные новости. Дело крайне важное, касается вашей последней встречи.
Каких важных тем они касались в прошлый раз? Говорили о вооружении для боевых кораблей, но что здесь срочного? Раз англичане согласились с новыми квотами кригсмарине, может, Крупп не справляется с возросшим объемом производства? Нет, барону не сообщили об этой дипломатической победе. Крупп – блестящий капиталист и техник, но он еще и трус, сторонившийся партии, пока к власти не пришел Гитлер. Тогда он превратился в истого национал-социалиста. Эрнст подозревал, что политические взгляды барона если и изменились, то незначительно. Впрочем, без Круппа и его сына перевооружение немыслимо, игнорировать их нельзя.
– Можете воспользоваться любым телефоном. Вызов я перенаправлю.
– Мой фюрер, простите, я на минуту.
Гитлер кивнул и снова принялся обсуждать ракурс снимка с фотографом.
Тут зазвонил один из настенных телефонов. Загоревшийся огонек показал, какой именно. Эрнст подошел к нему и снял трубку:
– Полковник Эрнст слушает.
– Это Штрауд, помощник барона фон Болена. Простите, что беспокою. Барон отправил вам документы для изучения. Водитель уже привез их на Олимпийский стадион.
– Что за документы?
Пауза.
– Барон не велел говорить об этом по телефону.
– Хорошо. Где водитель?
– Ждет вас на подъездной аллее к югу от стадиона. Прошу соблюдать максимальную осторожность, майн герр, то есть приходите один. Такие распоряжения получил я.
– Да, конечно.
– Хайль Гитлер!
– Хайль!
Эрнст повесил трубку. Геринг следил за ним, как разжиревший сокол.
– Министр, что-то случилось?
Полковник проигнорировал и фальшивое сочувствие, и насмешливое упоминание должности министра. Вместо того чтобы солгать, он сказал правду:
– У Круппа какие-то проблемы. Он прислал мне сообщение.
В основном Крупп производил бронетехнику, артиллерийское вооружение и боеприпасы, поэтому чаще вел дела с Эрнстом, с командующими сухопутными войсками и флотом, чем с Герингом, министром авиации. |