В раскаленном флигеле Пол поставил на винтовку оптический прицел и убедился, что настройки те же, что были вчера в тире. Напоследок он отвел защелку затвора – но дуло оказалось чем-то забито. Пол подумал, что это грязь или креозот от обивки чемодана. Он засунул в ствол проволоку, подвигал туда-сюда и осмотрел то, что выпало. Ствол забили свинцом. Выстрели он из маузера, ствол разорвался бы или затвор вылетел бы Полу в лицо.

На ночь маузер забирал Морган, и винтовку не подменили: еще вчера, пристреливаясь, Пол заметил уникальную конфигурацию пороховых зерен. Значит, Морган, или кто это на самом деле, повредил оружие.

Дальше Пол действовал быстро: сорвал веревку с коробки, подвесил маузер к потолку: пусть думают, что он еще во флигеле, сам же вместе с отрядом эсэсовцев перебрался в северную часть спорткомплекса. Там он скользнул в бассейн, отыскал сменную одежду и обувь, выбросил эсэсовскую форму, порвал и смыл в унитаз советский паспорт.

С тех пор минуло полчаса, а Пол бежал, бежал, бежал…

Обильно потея в толстом костюме, Пол свернул с шоссе в центр маленькой деревни, подскочил к фонтану, сделанному из старого водопойного корыта, и, нагнувшись к крану, выпил кварту горячей ржавой воды, ополоснул лицо.

Далеко ли он от города? Наверное, милях в четырех. На глазах у Шумана двое в зеленой форме и черно-зеленых касках остановили крупного мужчину и потребовали у него документы.

Как можно спокойнее Пол отвернулся от них и побежал переулками, думая, что пешком добираться до Берлина рискованно. Он заметил стоянку – ряды машин вокруг железнодорожной станции, – отыскал «ДКВ-кабриолет» и, убедившись, что никто не видит, камнем вбил замок зажигания в приборную панель. В бреши он нащупал провода, зубами содрал тканевую изоляцию, переплел медные жилы и нажал кнопку стартера. Мотор заурчал, но не завелся. Пол поморщился: он забыл про дроссельную заслонку. Он максимально открыл сечение и попробовал снова. Мотор ожил, зафырчал. Пол отрегулировал рукоятку рычага так, чтобы мотор работал нормально. С передачами он разобрался не сразу, но довольно скоро уже ехал по улицам городка, гадая, кто его предал.

Из-за чего? Из-за денег? По политическим причинам? По другим?

В тот момент ответов на вопросы не нашлось. Все мысли были о побеге.

Пол до упора нажал педаль газа и свернул на широкое, безупречно чистое шоссе. Придорожный указатель уверял, что до центра Берлина шесть километров.

Вилли Коль и инспектор-кандидат выбрались из «ДКВ». Снова завыли сирены, по дороге промчался грузовик с эсэсовцами – очередное проявление мер безопасности, усиленных по неизвестной причине, блокпостов в городе добавилось. Коля с Янссеном тоже остановили. Эсэсовец презрительно глянул на удостоверение крипо и махнул рукой. Инспектор спросил, в чем дело, но эсэсовец в ответ лишь буркнул: «Проезжайте!»

Теперь Коль звонил в крепкую переднюю дверь. Пришлось ждать, и инспектор нетерпеливо топал ногой. Лишь после двух долгих трелей коренастая хозяйка в темном платье и фартуке открыла дверь и испуганно уставилась на двух суровых мужчин в костюмах.

– Хайль Гитлер! Простите, что так долго не открывала! Ноги у меня уже…

– Инспектор Коль, уголовная полиция.

Коль показал удостоверение, чтобы женщина немного успокоилась: они не из гестапо.

– Вы знаете этого человека? – Янссен протянул ей фотографию убитого в Дрезденском проулке.

– Да это же герр Морган, мой жилец. Да ведь он… Он умер?

– Да, умер.

– Боже милости… – Политически сомнительный возглас оборвался.